Он все поймет и вспомнит тот день в классе Техномантии, когда Джеймс, Ральф и Зейн использовали фальшивый портфель, чтобы обмануть его. Он решил, что они провалились, даже упомянул это, пока провожал Джеймса в больничное крыло. Он, конечно, поймет, что у них все получилось. Джексон умен. Он узнает у кого из мальчиков настоящая мантия. Не у Зейна, не у Ральфа, у Джеймса.
У мальчика, к которому он не особо «привязан». Придет ли Джексон в больничное крыло, чтобы потребовать вернуть мантию? Нет, что бы Джеймс ни думал, он знал, что Джексон не станет этого делать. Он направится прямо в гриффиндорские комнаты для мальчиков, к чемодану Джеймса. Возможно, он скажет, что ищет улики, обличающие Джеймса в заговоре против Хогвартса.
Конечно, Джексон сумеет открыть чемодан Джеймса и забрать мантию. Все, ради чего рисковали Джеймс, Ральф, Зейн, а теперь еще и Гремлины, оказалось бесполезным. Все было кончено, и Джеймс ничего не мог с этим поделать. Он в отчаянии стукнул кулаком по тумбочке. Мадам Курио, сидевшая за своим столом в углу, ахнула и прижала руку к груди. Она взглянула на Джеймса, но ничего не сказала. Джеймс притворился, что не замечает ее.
Его рюкзак соскользнул в сторону, когда он ударил кулаком по тумбочке. Решившись, он схватил его и открыл. Джейсон достал пергамент, чернила и перо. Он знал, что при обычных обстоятельствах мадам Курио никогда не позволила бы пациенту открыть бутылочку с чернилами над своими белоснежными простынями, но пока она встревожена, будет держаться подальше от потенциально опасной личности, чтобы не провоцировать его. Джеймс склонился над пергаментом и стал быстро, неуклюже писать рукой, заключенной в шину, не обращая внимания на то, что она стала влажной и иссиня-черной от чернил.
Дорогой Папа,
прости, что я взял Карту М. и Мантию-Н. Я знаю, что не должен был, но они были нужны мне, и я подумал, что ты поступил бы так же. Янадеюсь, что ты не слишком сердишься. Знаю, что мне предстоит нелегкий разговор с мамой, но ты жезамолвишь за меня словечко, верно? Причиной, по которой я взял эти вещи, было то, что я обнаружил нечто действительно хорошо спрятанное и опасное здесь, в школе. Некоторые из преподавателей из Америки вовлечены в это, хотя вряд ли Франклин. Он классный. Так же в этом замешан П. Э. Я не хотел бы рассказывать тебе об этом в письме, но, пусть у меня и будут проблемы с тобой и мамой, мне все же очень нужно, чтобы ты приехал. Ты не мог бы тоже прибыть завтра? Мисс Сакаринаговорила, что у тебя важное задание, которое не может быть прервано, так что, возможно, у тебя не получится, но все же постарайся, ладно? Это действительно важно и мне нужна твоя помощь.
С любовью,
Джеймс.
Джеймс свернул пергамент и связал его кусочком бечевки. Он не знал, как отправить его, но почувствовал себя гораздо лучше просто от того, что оно написано. Он вспомнил, что собирался написать отцу про заговор Мерлина перед тем, как они украли мантию и сам себя ругал за это. Тогда он думал, что причины, по которым он не хотел ничего говорить отцу, были хороши, но теперь, запертый в больничном крыле в главную ночь заговора Мерлина и зная, что несмотря ни на что, Джексон, возможно, уже заполучил реликтовую мантию, было глупо и самонадеянно не написать обо всем отцу раньше.
Новая идея пришла в голову Джеймсу, и он снова залез в свой рюкзак. Секунду спустя он извлек из него резиновую уточку Уизли, снизу на ней по-прежнему было написано почерком Зейна: «Прачечная»! Джеймс обмакнул перо в чернила и зачеркнул эту надпись, а затем под ней написал: «больничное крыло, пришлите Нобби к восточному окну». Закончив, он резко сжал утку. «Грязный пивной горшок!» — крякнула она.
В углу мадам Курио снова вздрогнула и осуждающе посмотрела на Джеймса. Возможный он преступник или нет, она явно считала его поведение необъяснимо грубым.
- Простите, мадам, — сказал Джеймс, демонстрируя резиновую утку. — Это не я, это моя уточка.
- Вижу, — сказала она с неодобрением. — Кажется, мне пора пойти передохнуть. Вам что-нибудь ээ… нужно?