Заколдованная Элла

Я оторвала полстраницы и сочинила обещанную записку от самой себя — уже своим собственным почерком.

Это первые строки, которые я пишу в роли замужней дамы. Вы знаете моего мужа, но имени его я писать не буду — скажу лишь, что он очень стар, очень богат и живет далеко от Фрелла. И очень глуп, раз назвал меня своей невестой. Настанет день — а он настанет довольно скоро, — когда я стану единоличной хозяйкой огромного поместья. Писать вам я больше не буду, вы сами меня заметите. Когда мой муж умрет, я наведаюсь во Фрелл. Если вы заметите карету, до которой другим как до звезд, загляните внутрь. И там, улыбаясь своим драгоценностям и смеясь над всем светом, буду сидеть я — Элла.

Гнев Чара на учителя покажется сущим пустяком по сравнению с тем, что с ним будет, когда он прочитает эти строки. Он возненавидит меня на веки вечные.

* * *

Утром Мэнди отправила мое послание — думала, это обычное письмо. Я не говорила ей, что Чар сделал мне предложение: вдруг она решит, что я должна была согласиться? Я-то, конечно, поступила правильно, тут и сомневаться нечего, но отговорить меня сейчас было бы проще простого.

Едва Мэнди ушла с письмом, я рухнула перед очагом и расплакалась. Через полчаса она вернулась — а я все не могла успокоиться.

Она обняла меня:

— Родная, что стряслось?

Несколько минут я от рыданий не могла произнести ни слова. Когда же мне удалось взять себя в руки, я все ей рассказала.

— Я правильно поступила? — выдавила я в конце.

— А ну-ка, за мной, госпожа! — Мэнди схватила меня за руку и поволокла в свою комнату — в коридоре мы повстречались с несколькими слугами. Добравшись до места, Мэнди затворила дверь и повернулась ко мне. — Госпожа, ты все сделала правильно. А теперь я тоже намерена все сделать правильно — давно пора. Спрячься за занавеску, мое солнышко.

Я помедлила, сопротивляясь порыву послушаться.

— Зачем?

— Я собираюсь поквитаться с Люсиндой по полной. И хочу, чтобы ты все видела, но не хочу, чтобы она видела тебя.

Я спряталась.

— Люсинда! Ты мне нужна!

По комнате разлился аромат сирени. Я едва не ахнула. Сквозь грубую домотканую занавеску был виден силуэт Люсинды.

— Вот уж и не чаяла дожить до того дня, когда меня вызовет домовая. Я в восторге. Чем могу помочь, милочка:

— Я тебе не милочка. — Мэнди вздохнула. — Но ты угадала. Мне нужна твоя помощь.

— Обожаю помогать!

Пользуясь тем, что меня никто не видит, я скорчила ей рожу попротивнее.

— Я с самого бала фей собираюсь с духом, все хочу с тобой словечком перемолвиться.

— Только попроси, и все будет!

Голос у Мэнди стал грустный.

— На балу я поспорила с Кирби.

— Ах, ну зачем же? Вот я никогда ни с кем не спорю.

— А мне случается. Мы поспорили о тебе. Кирби говорит, надо посоветовать тебе самой испытать, каково быть белкой и каково всех слушаться. Если ты по-честному попробуешь пожить так сама — три месяца белкой, три месяца в послушании, — то поймешь наконец, хороши твои дары или нет.

— Мне нет нужды испытывать на себе собственные дары, я и без того знаю — они великолепны!

— Вот и я сказала Кирби, что ты именно так и ответишь. Ладно, пойду похвастаюсь Кирби, что я выиграла спор. Я сказала — ты смертельно боишься оказаться неправой и нипочем не согласишься попробовать дары на себе.

Люсинда исчезла. Наверное, жутко разозлилась на Мэнди и не хотела продолжать разговор, решила я. Но тут Мэнди рассмеялась:

— Не забудь потом побыть послушной, крошка. На тебе орешек. Я отправлю тебя в уютный парк.

Пауза.

— Выходи, госпожа.

— Она правда превратилась в белку?! — робко спросила я, высунувшись из-за занавески.

— Правда-правда! — Мэнди все хохотала.

— По-твоему, это ее чему-нибудь научит?

— Если нет, значит она даже тупее, чем я думала.