сообразил, что с людьми всяко лучше, чем в одиночку, и изъявил желание ехать вместе с обозом. Надо же кому-то за раненым ухаживать?
Пока товарищи купца занимались раненым, Велибор и Гилфри разговорились. Как всегда бывает, больше всего обоих интересовало: что нового в мире деется. Волхв узнал, что обоз идет от самого Майнца, везут на велиградский торг ткани, стеклянные кубки и немного кузнечной утвари. Тамошние мастера очень хорошие замки делают, их везде с руками отрывают. В землях императора пока спокойно, и стражники больше положенной мзды не берут. Даже герцог Бено Биллунг в кои веки порядок навел. Даже удивительно! В свою очередь Велибор и Климент рассказали о начавшейся войне и о взятии Мекленбурга. Велет посоветовал быть осторожнее, постараться не нарваться на какой-нибудь разгромленный отряд саксов. Потеряв командиров, кнехты становятся опасны.
— Спасибо за совет, — нахмурился Гилфри. — Мы сегодня пять миль назад видели, что от такого отряда осталось. На дороге кровь, в кустах тела валяются. Видимо, их из засады стрелами побили.
— Не те ли разбойники, что Арнольда обидели? — повернулся к волхву клирик.
— Может, и те. Вроде больше некому.
— Ваши-то мирных путников не трогают? — поинтересовался купец.
— Вы, скорее всего, мимо засады проехали и не заметили, — усмехнулся в ответ Велибор. — Нет, не трогают. Если за людей короля или епископа не примут, пропустят.
— Скажи, а хлеб у вас в какой цене? — вступил в разговор молодой безусый паренек, по виду сын Гилфри.
— У ободритов и древан недорог. Обычная цена две монеты за меру. А у велетов и ругов дорожает.
— Понятно, — тяжело вздохнул паренек. — У нас тоже дорожает. За мешок уже восемь монет просят и три медяка сверху, и цены расти будут.
— А что случилось?
— Хлеб христопродавцы скупают, — злобно плюнул на дорогу Гилфри.
Из его рассказа выяснилось, что уже как месяц иудейские купцы скупают весь хлеб. Берут и зерном, и мукой. Платят честно, сколько запросят. Естественно, цены поперли вверх. Только за последние две недели в два раза выросли. Крестьяне и земельные бароны радуются барышам и заодно хлеб придерживать начали. Надеются, он и дальше дорожать будет. Горожанам же несладко, не все могут по новым ценам платить. Осенью и зимой голод будет.
Люди говорят: у вендов страшный неурожай. Вот христопродавцы и подсуетились. Хотят у христиан хлеб скупить и славянам привезти. Надеются хороший барыш получить.
— Там действительно недород, — покачал головой волхв, — и сами не знаем, что зимой есть будем. Иудеи же такую цену заломят, даже богачам не по мошне окажется.
После этих слов разговор плавно перетек на обсуждение корыстолюбия иудеев, особенностей их семейной жизни, телесного устройства и как с ними на том свете поступать будут. Велибор вместе со всеми с жаром возмущался росту цен на хлеб. Про себя же он думал, что хитрость, предложенная служителем Велеса Ингорем из Висмы, удалась. Урожай в земле велетов действительно собрали невысокий, но людям этого хватит. У многих еще прошлогодние запасы остались.
Слухи о грядущем голоде распускались специально, так, чтобы они до ушей иудеев дошли. Пусть во владениях Оттона Второго зерно и муку скупают. Пусть цены растут, русов это не коснется. Зато в Саксонии и Вестфалии ранней осенью волнения будут. Король и герцоги начнут бунты давить, а значит, против князя Белуна меньше воинов вывести смогут. И это очень хорошо, этого священнослужители Велеса и добивались.
10. Ветер с моря
К вечеру на улице похолодало. Опустившееся до самого горизонта солнце не грело. С моря дул холодный, пронизывающий ветер. Епископ Вагер, поеживаясь, плотнее завернулся в добротный суконный плащ с меховой оторочкой. «Эх, годы уже не те», — думал епископ, окидывая вечерние улицы Альтенбурга тяжелым взглядом из-под кустистых, белых как снег бровей. В молодости он, бывало, в одной сутане зимой по улице ходил, спал где придется, согреваясь одной молитвой. А сейчас слабоват стал для таких подвигов: кровь не греет и старые кости побаливают. Слаб человек, к теплу тянется.
Вид с балкона епископского дома открывался великолепный. Отсюда с горы можно было разглядеть половину города вместе с портом. Взгляду Вагера открывались узкие городские улочки, представала во всей своей красе новая церковь, построенная на углу Кожевенной и Линейной улиц, хорошо видны выдававшиеся в море деревянные мостки в порту и стоящие у них корабли. А в хорошую, ясную погоду можно было разглядеть остров Узень, темневший за проливом. Епископ любил смотреть на свой город с балкона, это было одно из тех немногих удовольствий, которые он мог себе позволить.
