дружину бедного ярла, пришедшую в город наниматься охранниками. Тут неизвестно откуда прозвучал громкий пронзительный вопль:
— Норманны! Викинги напали!!!
Моментально вспыхнула паника. Дорога перед русами сама собой очистилась, старградцы бросились бежать кто куда. Многие рванули к городским воротам. Вскоре там образовалась давка. Озверевшая, напуганная, обезумевшая толпа надеялась спрятаться за стенами, никто никого не слушал, попытавшуюся навести порядок городскую стражу оттерли в сторону и остервенело топтали. Те, кто был посообразительнее, успели оглядеться по сторонам и, поняв, что пришельцы идут к городу, побежали вдоль берега туда, где крепостная стена дугой выходила к самому морю и на каменистом мысу возвышалась сторожевая башня.
Трое рабов, надрывавшихся над тяжеленным, окованным железом сундуком, бросили свою работу и, переглянувшись, побежали вслед за варягами.
— Вы куда? — крикнул им вслед молодой бритый невольник, сидевший на земле, прислонившись к высокой корзине.
— Наши пришли. Хозяев резать будем, — бросил на ходу один из рабов, высокий мускулистый мужчина в рваной рубахе и кожаных штанах, видавших и лучшее время.
— Идем! — парень вскочил на ноги, подхватил прислоненную к корзине дубинку и огрел ей по голове озиравшегося по сторонам приказчика. Тот рухнул как подкошенный. Парень потрогал ногой бездыханное тело и, засунув в рот два пальца, громко, залихватски засвистел. Пробегавший мимо епископский кнехт громко ойкнул, затормозил, уклоняясь от летящего ему в голову горшка, и побежал еще быстрее. Драка с взбунтовавшимися рабами явно не входила в его планы.
Вскоре к группе бывших рабов присоединились еще несколько десятков их товарищей по несчастью. Сначала они хотели идти в город и, воспользовавшись беспорядками, вернуть долги своим мучителям. Дело того стоило, кроме того, можно было привлечь на свою сторону находившихся в городе невольников. Затем, вдосталь пограбив и перебив своих бывших хозяев, неплохо бы присоединиться к варяжской дружине. Эти не предадут и в цепи заковывать не будут.
Среди рабов было много славян, и они надеялись найти общий язык со своими земляками-единоверцами. Но, увидев, что творилось у ворот, бывшие невольники решили, что Старград подождет, тем более на берегу пока еще достаточно подходящих для мести мучителей и рабовладельцев.
Одним из первых в руки восставших попался отец Деметрий — один из ближайших помощников епископа Вагера. Почтенный клирик в недобрый час решил пройтись по пристаням и лично выбрать свежую рыбу себе на ужин. Давно разучившийся бегать и перемещавший свои восемь пудов живого веса исключительно медленным шагом Деметрий при первых же минутах паники попытался спрятаться между ларями, выгруженными сегодня с данского судна. На его беду, щель оказалась гораздо уже, чем надо, и преподобный отец застрял между сундуками.
Проходившие мимо рабы заметили торчащие из-под рогожи ноги клирика. Один из них, тот самый, которого отец Деметрий в свое время чуть не запорол до смерти за разбитый горшок, сразу же узнал сапоги и жирные ляжки своего хозяина. Клирика под радостные возгласы толпы вытащили за ноги из укрытия, растянули на земле и принялись пороть кнутом. Славившийся своим жестоким отношением к рабам отец Деметрий мучился долго. Только на двухсотом ударе окровавленная отбивная, бывшая недавно почтенным клириком и правой рукой епископа, испустила дух.
Возбужденная толпа бесчинствовала на берегу до самого заката. Только утолив свою жажду мести, бывшие рабы выбрали два корабля, при свете факелов загрузили их припасом и отчалили. Плыть они решили на восход в земли велетов-лютичей. По слухам, там очень не любили христиан и были готовы дать приют вырвавшимся с того света людям.
Русы немного не успели. Когда они добежали до ворот, там уже бурлил жуткий человеческий водоворот. Обезумевшая толпа пыталась продавиться в город, звучали истошные вопли, мольбы, брань. На земле лежало несколько затоптанных тел. Рагнара, впервые увидевшего такое, непроизвольно передернуло. Он только негромко выругался и стиснул черен меча. Вид толпы завораживал, казалось, это некое многорукое, серое существо, огромная медуза, пытающаяся заползти в город.
Дружинники остановились в сотне шагов от стены, дальше идти было бесполезно. Через толпу не прорваться. Можно, конечно, прорубить себе дорогу мечами и топорами, но зачем это нужно? Воинам претило такое дело, это не по Прави. Нельзя убивать безоружных просто так.
— Что делать будем, княже? — негромко спросил сотник Мочила, поворачиваясь к Славомиру.
Князь ничего не ответил, его взгляд был устремлен на городскую стену. Невысоко, около шести саженей, рва нет. Навес над заборолами местами обвалился, и сторожевых воинов не видно. Веревки с крючьями бойцы прихватили, можно и на стены подняться. Ничего сложного в этом нет. Если в отношении людей Славера князь мог сомневаться, то его дружина целый месяц училась по стенам родного Велиграда лазить. Славомир уже собрался отдать команду, как ему на помощь пришел боярин Чекмарь. Люблинский воевода сложил ладони у рта, набрал полную грудь воздуха и, запрокинув голову, заревел:
— Перун!!! Руби саксов!
— Перун! Руби! Пир Радегаста! Перун! Слава! — подхватили остальные дружинники, на ходу принимая правила этой веселой игры.
Услышав прямо за спиной грозные возгласы варягов, горожане оставили свои попытки просочиться сквозь узость ворот и бросились врассыпную. Некоторые попадали на землю, закрыв головы руками. Только трое, по виду молодые бароны или рыцари, схватились за мечи и встали в воротах, готовые
