Неколебимая стена, окрашенная в жёлтые цвета правителей-айюбидов, спокойно ждала приближения христиан – как береговая скала ждёт морскую волну, грозную и бессильную. Пять тысяч отборных воинов! Всадники в дорогих джавшанах из стальных пластин и лучники в подбитых ватой юшманах стояли молча: ни воплей, обращённых к Всемогущему, ни противного воя труб и грохота барабанов. Только холодная решимость в голубых, серых, зелёных нездешних глазах.
О, мамлюк!
Почти младенцем ты был, когда беспощадные кочевники угнали тебя в плен и продали на невольничьем рынке Крыма. Скрипели уключины, бились в борт солёные волны Босфора; ветер приносил неведомые ароматы с левантского берега; но тебе, полумёртвому от жажды, они были не нужны.
Ты – воин-раб султана. Школа приняла тебя, вырастила и научила убивать. Мамлюки – твоя семья навсегда; ты ничего не умеешь и не знаешь, кроме искусства войны, да и знать не хочешь.
Светловолосый и зеленоглазый эмир сорока воинов Аскар поправил длинный кинжал на шитом серебром поясе, украшенном драгоценными камнями. Султан Египта дал ему новое имя, новую веру и смысл жизни; Аскар давно забыл язык отца и протяжные, как долгие снежные ночи, песни матери. Кем он был в прошлой жизни? Русичем? Кыпчаком? Булгаром? Уже и не вспомнить…
Земля дрожала под копытами могучих коней, и уже различимы были белые хабиты тамплиеров и чёрные плащи госпитальеров, когда Бейбарс подал сигнал лучникам. Вновь обрушился смертоносный дождь; дрогнули, разъялись монолитные ряды крестоносцев, сбился аллюр скакунов. И тогда латная конница мамлюков рванулась в лобовую атаку, ощетинившись частоколом длинных копий…
Встречный удар был страшным: многие воины в передних рядах обоих воинств рухнули вместе с лошадьми; но упавших тут же заменяли новые бойцы с воздетыми над головами сверкающими мечами. Вой и хруст смертельной битвы царил над бесплодной равниной; неуклюжие пехотинцы христиан топтались между всадниками, пытаясь уклоняться от стремительных сабель египтян – и падали под копыта лошадей своих сеньоров. Ловкие мамлюки вспарывали длинными кинжалами животы оставшихся без защиты рыцарских коней.
Тем временем разгромленный центр союзников исчез; властитель Хомса едва вырвался из свалки, уведя с собой три сотни всадников – двадцатую часть сирийского войска. Хорезмийцы, опьянённые успехом, залитые чужой кровью по глаза, набросились на обнажённый фланг христиан. Туркополы-наёмники недолго сдерживали натиск и все погибли под ударами туркменских сабель. Ещё полчаса – и крестоносцы сражались в полном окружении, сдавленные в жуткой тесноте, а на головы им сыпались несущие гибель стрелы, пускаемые лучниками-мамлюками.
Бой превратился в избиение, стальная удавка сжималась всё сильнее. Бесплодные камни равнины приготовились принять тела чужаков-европейцев – всех до одного.
И тогда в последний раз прогремел рог: рыцарь в изорванном вражеским железом золотом плаще возглавил атаку обречённых на смерть. Он рубил с двух рук, держа в правой прямой меч, а в левой – изогнутый сарацинский клинок, и не было пощады тем, кто вставал на его пути…
Мамлюки и хорезмийцы шарахались от грозных ударов, крича проклятия крестоносцу-демону на соловом жеребце удивительной красоты и поминая Аль-Каума, безжалостного бога войны.
Уцелевшие крестоносцы воспряли. Кто-то из франков прохрипел:
– Шевалье дю Солей! Рыцарь Солнца!
Горстка окровавленных и изрубленных христиан сплотилась вокруг золотого воина и в отчаянном порыве прорвала кольцо мусульман, унося с собой смертельно ранненого магистра тамплиеров Армана де Перигора…
По залитой кровью равнине бродили мародёры, сдирая доспехи с убитых и добивая покалеченных. Стервятники терпеливо ждали своей очереди на добычу.
Ветер с востока трепал длинные перья на шеях падальщиков, оперение торчащих из трупов стрел и обрывки знамён крестоносцев.
Звезда Запада закатилась вслед за покинувшим небосвод солнцем.
Глава первая
Когда иссохнет Океан
Красавец петух, играя искрами на сине-красном оперении, захлопал крыльями, вытянул гордую голову с лихо заломленным малиновым гребнем и дал в третий раз:
– Ку-ка-ре-ку!
Словно услышав команду, любопытный солнечный луч проник в щель между плашками ставен княжеских палат. Поиграл с танцующими пылинками, пробежал по жёлтым доскам соснового пола и заблудился, запутался в сосуде фряжского цветного стекла, многократно отразившись.
Анастасия отбросила тонкое полотно наволока, спустила босые ноги с постели. Поднялась, охнув.
Потёрла поясницу, прогнулась. Погладила вздыбивший рубашку огромный живот.
Скрипнула дверь; просунула голову нянька, сияя толстыми щеками.
