Шаман бросил клинок на землю, принялся его топтать, изрыгая грязные нездешние слова. Увидел, как из кровавой воющей свалки вывернулся и рванул в его сторону всадник; было далеко, но пришелец как-то понял – это тысячник, и скачет он вовсе не для того, чтобы поблагодарить начальника за умелое руководство боем.
Барсук опомнился, поднял из пыли меч. Бросился к коню, невыносимо долго не мог попасть ногой в стремя; испуганный мерин хрипел и топтался, явно планируя смыться без неумелого седока. Барсук заорал:
– Да стой ты спокойно, скотина!
Вскочил в седло, оглянулся: тысячник лежал метрах в пятидесяти, утыканный стрелами, как подушечка для иголок. Барсук врезал под бока и чуть не вывалился из седла, когда мерин прыгнул вперёд; наклонился к холке и пробормотал:
– Чёрт, поломалась машинка. Видно, при темпоральном переходе настройки сбились. А ведь сработала под Волгоградом нормально, батальон аватаров за пять минут прихлопнули. Ладно, попробуем по-другому.
И понёсся на запад – совсем не в ту сторону, где была ставка Субэдэя.
Азамат жмурился от удовольствия, цокал языком, будто дочку за царя выдал.
– Вот это дело! Славно вышло, брат Дмитрий. Теперь быстро договоримся. Будем Субэдэя кучно бить: рязанцы и владимирцы за нас, как верные союзники. Только в этот раз на барана менять монгольского шакала не станем – башку отрубим, и всё.
– Не спеши, сардар: пока договор не подписан, остальное – пустые речи. И Юрий Всеволодович ничего толком не обещал, старый лис, – сказал Дмитрий. Выглядел он озабоченным и даже, пожалуй, расстроенным.
– А я верю, что всё получится. Эх, здорово! Снова плечом к плечу, вчетвером, как в Бараньей битве! Кто против побратимов устоит?
Радостный Азамат ушёл давать указания булгарской конвойной сотне: утром предстояло выступать в обратный путь, не мешкая.
Хорь сказал:
– Ладно, половец доволен, понять можно: возвращается к своему царю с ответным посольством, поручение исполнил. А меня лично зло берёт. Как Юрий сказал? «Федьку на цепь, да на хлеб и воду, судить будем за воровство и убийства». Как же, осудит он собственную собаку. Зря ты его отдал. Надо было по дороге придушить тихонько. Или голову отрезать, смолой приклеить обратно и сказать, что так и было.
– По-другому нельзя. Политика, – ответил князь коротко.
– Дюк Дмитрий прав, – вмешался Анри, – даже отъявленного бандита нельзя убивать без суда. Лишь тогда отсталые народы воспримут свет, когда поймут, что закон – превыше всего.
– Превыше справедливости? – прищурился Хорь.
– Иногда стоит пожертвовать частной справедливостью, дабы исполнить закон, ибо только он – абсолютен, – назидательно сказал Анри.
– Ой, не надо мне делать смешно! И кто это говорит? Главный задира от Бургундии до Сирии, который по любому поводу, а чаще без него, хватается за меч, чтобы наказать обидчика немедленно? – усмехнулся Хорь.
– Да, брат мой. Увы, я несовершенен, как и любой человек. И после горячо молюсь, искренне раскаиваясь в слабости и одержимости гневом, – смиренно сказал Анри.
– Хватит дурачком прикидываться, Анрюха. Будто тем, кого ты ненароком прибил в горячем порыве, на том свете легче от твоих молитв.
– Странны твои речи, – покачал головой тамплиер, – они были уместны в устах степного разбойника Хоря, но не правоверного иудея Хаима, отца многочисленных детей и гордости кагала Солдайи.
– Я вот тебе сейчас, как Хорь, врежу по башке, а потом, как Хаим, прочту поминальную молитву изкор над хладным телом!
– Попробуй.
– И попробую! Давно надо тебе нос укоротить, а то суёшь его всюду, где и собачий уд не бывал.
– Хватит, – устало сказал Дмитрий, – времени мало, давайте собираться в дорогу.
– Увы, я не смогу поехать с тобой, брат, – сказал командор, – мой путь – иной. Я обязан исполнить приказ великого магистра о переговорах с гранд- дюком, после отправиться в путешествие в дальние земли с миссией, о которой я умолчу. А сейчас у меня важная встреча.
– Да ты головушкой стукнулся, шмегеге! – вспыхнул Хорь. – Какой ещё магистр, какая встреча, когда товарищу нужна помощь! Подло бросать его нынче.
Анри ничего не ответил – вышел из горницы, отведённой гостям в палатах великого князя Владимирского.
– Странный он стал. Другой, – вздохнул Хорь.
– Все мы изменились. Иные заботы, иная жизнь.
– Я о другом. До сих пор не понимаю, что тогда в степи случилось: два тамплиера, спутники Анрюхи, исчезли ночью бесследно, а вместо них вдруг ниоткуда появился этот, с разорванной рожей. Барсук. А потом добрались мы до Шарукани. Помнишь её?
– Конечно. Там я коня Кояша получил в награду за победу в честной схватке. Необычный город.
