– Говори здесь.
– Перебежчик, один из тысячников ак-булюка. Пленные подтвердили – не врёт, и вправду служил эмиру.
– И что хочет?
– Мести, – усмехнулся нукер, – его обидел Иджим-бек, обошёл наградой. Говорит, что знает, как прорвать рубеж и побить булгарское войско.
– Как я вовремя приехал к тебе, темник! Месть – это хорошо, – обрадовался Бату, – месть движет людьми гораздо лучше, чем любовь, преданность и даже зависть. Не так ли, Субэдэй, мудрый учитель мой?
Темник быстро взглянул на хана: не в его ли юрту стрела? Поклонился:
– Я счастлив, у меня прекрасный ученик, да продлятся бесконечно годы твоего правления, Бату-хан, внук Великого и сын Мудрого.
* * *
Субэдэй был против спешки: кони ещё не отъелись на весенних травах богатых заливных лугов в пойме Сакмары. Надо бы дождаться возвращения лазутчиков, которые должны выяснить, где стоит Иджим-бек с основным войском.
Перебежчик настаивал:
– Собака Иджим в лагере, где ему ещё быть? Надо спешить, пока он не догадался о прорехе, проскочить, словно быстрый окунь сквозь прохудившуюся сеть.
– Мне больше нравится сравнение с могучим тайменем или острозубой щукой, – улыбнулся молодой хан, – но булгарин прав: чего ждать? Кони станут круглобокими лишь к концу лета, не тянуть же так долго. Расправиться с Иджимом, напасть внезапно, пока его силы в одном месте. Потом мощным ударом взять их города, и зимой можно выступать на Русь. Здорово я придумал?
– Хороший замысел, – сдержанно согласился темник, – но нельзя лезть в лисью нору за щенятами, не убедившись, что это – не берлога медведя.
– Ты мудр и осторожен, мой учитель. Но не стала ли твоя осторожность излишней после досадных неудач в сражениях с Кояш-батыром? – усмехнулся Бату.
Субэдэй поклонился:
– Будь по-твоему, хан. Но я настаиваю: ты не должен идти в передовом кошуне. Место властителя – далеко от битвы, так учил Тэмуджин. И я буду рядом с тобой, мне так спокойнее.
– Хорошо, темник, – согласился хан, – ну, что там, булгарин? Говори.
Бывший тысячник эмира махнул рукой, показывая:
– Здесь поросшая лесом низина, не видная с соседних застав. А через реку – брод. По низине мы пройдём далеко на север незамеченными, а оттуда уже направимся к лагерю Иджима. И дело будет сделано!
– Да, – согласился Бату, – поймать булгар в чистом поле – половина победы, учитывая двойное превосходство в силах.
– Слишком хорошее место для прорыва, – недоверчиво сказал Субэдэй, – почему за полтора года войны булгары не закрыли его?
– Мне скажи спасибо, орхон, – усмехнулся булгарин, – собака-урусут отстранил меня от командования тысячей и отправил с заданием, недостойным потомка первых визирей царей Булгара: я должен был проехать вдоль рубежей и найти слабые места. Вот я и исполнил приказание.
Предатель захихикал.
– Да! Точно исполнил приказание и обнаружил слабое место, дыру. Но сообщил о ней не выскочке-кряшену, а вам.
– И будешь вознаграждён, – подхватил хан, – какую ты хочешь награду?
– Голову урусута, – быстро сказал перебежчик, – которую я отрублю с превеликим наслаждением вот этой самой рукой!
Субэдэй вздрогнул. Возразил:
– Не спеши. Сначала надо его поймать, а там решим, кто будет казнить Иджима.
– Только не подеритесь за эту награду, – рассмеялся Бату, – в крайнем случае, бросите жребий.
Нукер подошёл, поклонился:
– Вернулся лазутчик из булгарского лагеря.
– Зови.
Забрызганный по уши весенней грязью багатур сообщил:
– Всё булгарское войско на обычной стоянке. Я неслышной мышью подобрался к самым караульным постам. Всю ночь там горели костры – тысяча, не меньше.
– Костры разжечь – дело нехитрое. Внутрь пробирался? – строго спросил Субэдэй.
– Нет, дарга, – честно ответил лазутчик, – это невозможно: вокруг посты, и становище окружёно насыпью с частоколом. Светились огни и доносилось ржание многих коней. Они там, где ещё им быть? Так думаю.
Темник схватил багатура за шиворот, зашипел:
– Думать – не твоя забота, боец. Надо было убедиться…
