* * *
Запылённый Азамат подлетел, осадил коня. Сказал:
– Сегодня гонял алай чирмышей, приучал к конному строю. Перепутались, как юбки у гулящей девки. Ещё учить и учить.
– Если это вообще пригодится, – мрачно сказал Дмитрий, – когда будем гореть в Биляре – конный строй вряд ли понадобится.
– Многообещающе, – хмыкнул Азамат, – чего такой квёлый, брат?
Дмитрий хотел сказать, что сегодня день рождения Романа, первенца. И что прошло семь лет, но преступление так и осталось без воздаяния… Но промолчал.
– Устал, – решил кыпчак, – давай, отсыпайся, сегодня я один справлюсь. А завтра, с рассвета, поможешь мне.
Развернул коня, понёсся в полку новобранцев. Всё лето прожили в становище, принимая и обучая ополченцев.
Дмитрий остановился у коновязи. Погладил кобылу по морде, потрогал белую звезду во лбу. Передал поводья нукеру, пошёл к своему полотняному дому. У полога стоял ординарец-десятник. Сказал, поклонившись:
– С возвращением. У тебя гость, сардар. Я отпустил караульных, никто не помешает.
И фамильярно подмигнул. У Дмитрия забилось сердце: неужели наконец-то Барсук? С новостями о сыновьях?
Рванулся внутрь, на ходу расстёгивая пояс с мечом. Глаза не сразу привыкли после яркого света, и когда приблизился тёмный силуэт – отшатнулся.
– Чего ты испугался, милый? – серебряный голос рассыпался смешками, подпевая зазвеневшим украшениям. – Неужели я так подурнела от жизни в степи?
Айназа положила руки на плечи, посмотрела в лицо, будто впитывая образ. Потом прижалась – горячая, близкая.
– От тебя дымом пахнет и конским потом. Пыльной дорогой и полынью.
– Извини, некогда было помыться, – буркнул князь.
Отстранился. Расстегнул плащ, бросил в угол. Начал сдирать кольчугу, звякающую кольцами.
– Я люблю твой запах. Люблю всё, что связано с тобой.
Дмитрий напился холодной воды из ковша. Посмотрел на жену побратима, сказал:
– Ты зря пришла. И так разговоры ходят в становище, что сардары живут на одну постель. Да и вообще.
– Пусть ходят любые разговоры. Глупые, несчастливые людишки просто завидуют нашей любви.
Дмитрий вздохнул. Всё равно придётся сказать, какой смысл оттягивать?
– Послушай, мы совершили ошибку. Моя вина. И не стоит её усугублять. Больше не приходи ко мне. Ты – несвободна.
– А ты? Ты – свободен?
Промолчал. Айназа заговорила певуче, будто курай запел над просторами Камы:
– Думаю о тебе – каждое мгновение. Благодарю Всемогущего за то, что наградил, позволил жить в одно время с тобой…
Ярилов вздрогнул: зачем про время? Догадывается или просто так? Молодая женщина продолжала:
– Ночи с тобой коротки, как глоток. Дни без тебя тянутся, как века. Я вся таю, словно масло у огня, когда ты рядом. Пальцы твои лепят из меня, что хотят, будто я глина, а ты – гончар. Не злись и не упрямься, иди ко мне. Я излечу твои раны, батыр. Я поцелуями выпью тоску твою…
Вновь подошла. Помогла снять рубаху. Погладила татуировку, прошептала:
– Здравствуй, змейка, я скучала.
Дмитрий прикрыл глаза. Плыл по реке, степные цветы сверкали на берегах кровавыми каплями, солнечные зайчики прыгали по волнам…
– Настя…
Зачем надушила золотые волосы? Обычно ты пахнешь чистой росой, подснежником, свежим снегом. А сейчас аромат горячий, терпкий, как степной ветер. И глаза не серые, словно низкое осеннее небо, а – жёлтые, будто камень алатырь в звенящих подвесках…
– Называй меня Настей, мне нравится.
Очнулся. Оттолкнул. Схватил пропотевшую рубаху с лежанки, начал торопливо надевать. Загремел железом, застёгивая пояс с мечом.
– Что случилось, любимый?
– У меня дела.
– Надолго?
– Навсегда. У меня всегда будут другие дела, другие мысли, другая жизнь.
– Я буду ждать.
– Нет. Сейчас ты уйдёшь и больше никогда не появишься.
– Она умерла! Слышишь? Она давно умерла и не вернётся.
– Зря ты это сказала.
Вышел, оставляя за спиной плачущую женщину с распущенными волосами цвета степного ковыля.
