– Хм, сам без понятия, чем я мог заинтересовать целого майора… Может, нужно просто отметиться как состоящему на учете в ПДН?
– Егор, отмечаться в ОВД, да ещё к майору, не ходят. Единственное, что меня успокаивает, что за тобой не приехал «воронок». Значит, всё ещё не настолько плохо.
– Мама, да о чём ты говоришь?! Какой ещё на фиг «воронок»! Ничего плохого за последний месяц я точно не совершал!
– Дай-то бог, сынок… В любом случае придётся отпрашиваться с дежурства.
Вот ещё не хватало матери со мной тащиться туда! Тут же всплыло в памяти ограбление табачного киоска. Блин, вот с этим реально могут быть проблемы. Вдруг кто-то из наших проговорился? В таком случае единственно верная линяя поведения – всё отрицать. Но если подельники всё будут валить на меня, тут уже придётся худо. Твою ж мать, вот чего я не отмазался, как Дюша!
Я стал прокручивать в памяти события последних дней. Разбор песен у Блантера дома, репетиция с «Апогеем», посиделки с Бернесом в ресторане, поход с Лисёнком в «Коктейль-Холл»… Кстати, неплохо прогулялись. Я в новеньком костюме, ради легализации которого пришлось для матери придумывать легенду с подработкой в виде сбора аптечных трав и покупки костюма на толкучке. Мы ведь в самом деле по молодости в школе собирали всякие ромашки- подорожники, правда, в аптеках платили копейки, но на мороженое-леденцы хватало. А насчёт барахолки заявил, что женщина продавала костюм недавно погибшего сына, так ни разу и не надёванный, всего за двенадцать рублей. И ботинки за пятерку отдала, размер чудесным образом подошёл. Мама, похоже, не очень поверила моим объяснениям о целом мешке особо ценных лекарственных растений и обновки с рук, но настаивать не стала, махнула рукой, при этом всё же по достоинству оценив мой новый внешний вид.
Ленчик тоже принарядилась во всё лучшее, ей очень шло платье в горошек с широким поясом и юбкой-колоколом. Мы, как и обещали, без четверти семь стояли у чёрного хода «Коктейль-Холла», когда дверь отперли с той стороны и в образовавшемся проёме нарисовался басист Георгий, он же Жора.
– Привет. – Мы обменялись рукопожатиями, а моей спутнице музыкант галантно поцеловал ручку. – Прошу за мной.
Участники группы готовились к выходу на сцену. Этим вечером помимо них предстояло выступить ещё двум коллективам, причём один из них представляли музыканты, наряженные ковбоями и вооружённые акустическими гитарами и банджо.
– Парни играют рокабилли, – шепнул мне на ухо Миха, подтягивавший вторую струну на своём «гибсоне».
Второй коллектив выглядел менее экзотично и более взросло, чем их коллеги. Они были одеты в одинаковые синие костюмы с позолоченными пуговицами и красными обшлагами на рукавах, и у них имелась даже духовая секция в виде тромбона и саксофона.
Миха провёл нас в зал, где уже тусила «золотая молодёжь», что-то негромко сказал бармену, и тот, поглядев на нас, кивнул, в итоге на сегодняшний вечер мы были обеспечены бесплатным пивом. По словам бармена, это максимум, что он мог нам предложить в силу возраста, хотя, по большому счёту, и пиво считалось недопустимым для пятнадцатилетней молодёжи. А когда я решил угостить подругу мороженым, выяснилось, что и это за счёт заведения.
Наплясались мы с Ленкой от души, её глаза в этот вечер просто сияли от счастья. Правда, родители велели девушке быть дома не позже десяти часов, так что в девять нам пришлось сворачиваться. В этот момент на сцене мои знакомые как раз выдавали на-гора позаимствованные мной у западных рок-звёзд хиты. В паузе между песнями я жестом показал, что нам пора идти, время поджимает, и мы помчались к метро.
Пока ехали, я не выдержал, сказал, что ребята пели мои песни. Подруга не поверила, назвала меня вруном. У подъезда Ленкиного дома я рискнул поцеловать её в щёчку. Невинное дитя зарделось и кинулось вверх по лестнице, а я отправился восвояси, чувствуя себя перевозбуждённым от обуревавших меня эмоций. Однако, Алексей Дмитриевич, вы шалун.
В субботу, то есть три дня назад, у нас была игра с молодёжкой «Спартака». Вынесли соперников со счётом 3:1, на моём счету гол и голевая передача, которой умело воспользовался Пеле, кстати, отметившийся в этот день дублем. Занеся форму домой и попросив маму постирать футбольную амуницию, я поехал к ресторану «Арагви», где мне отвалили за два последних вечера, в течение которых помимо прочего исполнялись мои песни, ещё пятьдесят целковых. Ну что ж, жить можно, тем более что накануне в «Коктейль-Холле» я не успел получить расчёт, а значит, завтра можно подгрести в парк Горького и забрать у музыкантов причитающуюся мне сумму с их выступлений и в «Коктейль-Холле», и на танцах.
Сумма составила тридцатник, всё же не ресторан, где денег водится не в пример больше, на танцполе никто музыкантам купюры не суёт. По идее, они вообще могли меня послать подальше. Потому что навара с моих песен не имели, ставка-то по существу одна и та же. Но, видно, пошли навстречу из любви к искусству. Как бы там ни было, я за пару дней нехило поднялся, а ведь ещё дело даже не дошло до отчисления авторских. Хотя маме можно сказать об авторских, надо же как-то объяснять появление денег, которые пришлось заныкать под матрасом. Мол, песни уже звучат по ресторанам, а скоро ты услышишь их по радио и, возможно, увидишь по телевизору артистов, исполняющих нетленные шлягеры Егора Мальцева.
Эта версия стала особенно актуальной после получения повестки, вполне возможно, на допросе, или во время общения – смотря как идентифицировать нашу встречу с неким Бутыльниковым, – будет озвучена моя нелегальная платёжная ведомость.
Так что накануне похода в милицию я во всём признался маме и Катьке, постаравшись всё же не сгущать краски. Мол, по глупости схватился за оголённый провод, долбануло, потерял на какое-то время сознание, а очнулся совершенно другим человеком.
– Понимаешь, мама, я как-то резко осознал, что дорога, которой я шёл до этого, вела меня в пропасть. И решил свернуть на другую, встать на путь
