был помощник в лице второго тренера Сергея Андреевича.
Если в ЦСКА мне дали прозвище Композитор, то здесь с подачи Юры Вшивцева стали называть Малец. Как обычно бывает, взяли производное от фамилии. Я был не против, и правда, пока по возрасту самый настоящий Малец. Да и по габаритам тоже не великан, ростом ниже меня в команде никого нет. Но всё же пока расту, кто знает, может, через год я вытянусь ещё на несколько сантиметров! Во всяком случае, выносливости мне не занимать, пахал правую бровку от штрафной до штрафной, успевая и атаку поддерживать, и защитникам помогать.
Любопытно, что в адрес самого Юры ни разу не прозвучало «Вшивый», хотя аналогия с фамилией невольно напрашивалась. Наверное, считалось слишком обидным, или побаивались. Просто Юра, и всё.
В раздевалке после тренировки царила непринуждённая атмосфера. Ребята оказались компанейскими, прознали с подачи того же Валеры Короленкова, который присутствовал при нашем разговоре с врачом, что я являюсь автором всенародно любимых песен, и сразу посыпались вопросы. В основном, как и у Иваныча, как я всё успеваю, ну и о семье спрашивали. Когда я сказал, что отца репрессировали и как это произошло, все помрачнели.
– Да-а, противоречивое было время… – задумчиво протянул Царёв. – Многие незаслуженно оказались осуждены. Что ж, дело прошлое, хотя и забывать об этом не нужно, чтобы в будущем не повторилось…
После тренировки меня повезли в диспансер проходить медобследование. Оно затянулось до позднего вечера. Я оказался здоров как бык и с чистой совестью поставил закорючку в каком-то документе, где цифрами и прописью указывалась моя зарплата как внештатного сотрудника органов внутренних дел в размере ста двадцати рублей. Но Александр Семёнович добавил, что по итогам сезона кураторы обычно выплачивают неплохие премии, так что в этом плане мне не стоило волноваться. Я и не волновался, авторские выручали.
А на следующий день мы с Пономарёвым поехали к министру внутренних дел РСФСР Вадиму Тикунову. Куратор «Динамо», казалось, просветил меня рентгеном, но затем улыбнулся и по-отечески приобнял:
– А что, Егор, правду говорят, будто это ты сочинил песню «Наша служба и опасна и трудна»?
– Ну да, с год назад уже.
– Так эту песню уже вся советская милиция распевает! Молодец, Егор, успеваешь и в футбол здорово играть, и песни такие нужные сочинять. Надеюсь, в «Динамо» станешь показывать высокий уровень, не уронишь престиж команды?
– Постараюсь, Вадим Степанович.
– Александр Семёнович, – обратился министр к тренеру, – когда мы уже увидим Егора на поле?
– Сейчас рано об этом говорить, Вадим Степанович, пока хотелось бы, чтобы парень пообтёрся рядом с мужиками, а то, чего доброго, кинешь в мясорубку, так его и сломают. И не обязательно физически, может произойти и моральный надлом.
– Да вы прямо психолог, – усмехнулся Тикунов.
– Думаю, пусть пока за дубль поиграет, тем более что и Яшин, пока наберёт форму, тоже в дубле, а рядом с ним играть – почитай за счастье.
– Ладно, вы тренер, вам виднее. А наш разговор насчёт квартиры я помню. Наш ведомственный дом уже заселяется, но несколько свободных квартир ещё осталось, в том числе трёхкомнатных. Так что Егор или его родители сами смогут выбрать одну из квартир. Вас сейчас проводят к заведующему жилищным сектором, там уже на месте будете решать. Александр Семёнович, в договоре есть пункт, что Егор должен три года минимум отыграть за клуб? Ну и хорошо, а то вдруг… Были у нас такие умники – сезон отыграли, квартиру получили и навострили лыжи в другую команду. А по закону жилплощадь уже не отберёшь.
– Вадим Степанович, я «Динамо» не изменю!
– Ну что ж, если так – молодец. Верю на слово.
В общем, уже на следующий день мы с мамой и сестрой приехали по указанному адресу в Черёмушки, где возле наполовину заселенной пятиэтажки в четыре подъезда нас поджидал представитель жилищного сектора министерства, с которым я познакомился накануне. Он-то и устроил нам экскурсию по новостройке. В итоге мы остановили свой выбор на трёхкомнатной квартире на третьем этаже. Окна выходили во двор, где уже строители оборудовали детскую площадку.
Мама с Катькой осмотрели каждый закуток, и всё приводило их в неописуемый восторг: паркетные полы, раздельный санузел, сантехника, просторная кухня, газовая плита… Я глядел на них со стороны, про себя улыбаясь. Ещё несколько дней назад они – да и я тоже – и помыслить не могли об отдельном жилье, а сейчас уже получают ордер и ключи от новенькой квартиры, где не нужно занимать очередь в туалет. Единственный минус – отсутствие телефона. Стоять в очереди, как и на квартиру, не один год. Но заведующий жилсектором заявил, что этот вопрос можно решить намного быстрее, если я поговорю с тренером, а тот, в свою очередь, с людьми из министерства, потому что свободные номера вроде бы имелись, а дом обещали телефонизировать уже в этом году.
Накануне переезда я счёл обязательным собрать товарищей и сводить их в кафе, накормив и напоив до отвала. Обошлись без спиртного, хотя если бы с нами был Бугор, наверняка в стакан вместо минералки или сока из-под полы налил бы водяры.
– Ты уж, Штырь, нас-то вспоминай иногда, – сказал на прощание Муха. – А то стал известной личностью, небось с Хрущёвым за руку
