РСФСР. Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РСФСР вынесла определение: Постановление Фрунзенского районного нарсуда г. Москвы от 28 мая 1965 г. и Постановление Московского горсуда от 7 апреля 1966 г. в отношении Амальрика Андрея Алексеевича отменить и дело направить прокурору Фрунзенского р-на г. Москвы для дополнительной проверки.
Произведенной дополнительной проверкой установлено, что к Амальрику, когда он проживал в г. Москве по адресу: Суворовский б., 12, 10, часто приходили молодые люди, в том числе и иностранцы, и уносили от него картины абстрактного содержания. Были опрошены все жильцы квартиры, которые сказали, что делали приходившие к Амальрику граждане в его комнате, не знают и их фамилий и имен также не знают.
Была произведена повторная трудовая экспертиза которая дала заключение, что Амальрик Андрей Алексеевич освидетельствован комиссией Бюро судебно-медицинской экспертизы 30 апреля 1965 г., которая в связи с наличием у обследуемого митрального комбинированного порока сердца, ревматической этиологии, признала его ограниченно трудоспособным, т. е. работу, связанную с поднятием тяжестей, Амальрик выполнять не может.
Материалы дополнительной проверки были доложены зам. прокурора Фрунзенского р-на г. Москвы т. Орлову, который дал указание дополнительное производство по делу прекратить, о чем вынести постановление.
На основании вышеизложенного
ПОСТАНОВИЛ:
Материалы на Амальрика А. А. дальнейшим производством прекратить.
О/Уполномоченный дознания 5-го о/м, ст. лейтенант милиции ГОРОХОВ.
„Согласен“, Начальник 5-го о/м подполковник милиции АКУЛОВ».
То есть, как ни странно это покажется, в качестве основания для прекращения дела против меня были выдвинуты те же самые обстоятельства, что и в приговоре суда о моей ссылке.
С этим постановлением я отправился в жилищный отдел Исполкома райсовета, откуда меня отправили к юристу Исполкома, пожилой и довольно приветливой женщине. Однако растолковать ей мое дело стоило больших усилий, ее удивляло также, что у меня нет справки об освобождении. Я объяснял, что так поспешно уехал, что не успел ее взять. Наконец она сказала, чтоб я написал заявление председателю Исполкома и приложил к нему заверенные копии Определения Верховного Суда и Постановления прокуратуры, выписку из домовой книги и копию лицевого счета, подтверждающих, что я имел раньше комнату в Москве.
В канцелярии Верховного Суда я получил копию Определения, а когда зашел в Жилищную контору за выпиской из домовой книги, паспортистка сказала, что меня разыскивает мой старый знакомый Киселев, чтоб передать мне какую-то важную бумагу. Через полчаса пришел сам Киселев, поинтересовался, «принесла ли мне пользу» ссылка, и торжественно вручил справку об освобождении. Оказывается, кривошеинская милиция выписала ее на третий день после моего отъезда и переслала в 5-е отделение в Москву. В справке, подписанной подполковником Коротких, было сказано, что я находился с 21 июня 1965 г. в ссылке в Кривошеинском районе Томской области, откуда 29 июля 1966 года был «освобожден на основании определения Судебной коллегии по уголовным делам Верховного Суда РСФСР от 20 июня 1966 г.».
Теперь я смог передать исполкомовскому юристу все документы, и в начале сентября Исполком принял решение предоставить мне комнату в Москве. Тут началась канитель в Жилищном отделе: каждый день меня просили позвонить завтра-послезавтра. Наконец начали предлагать комнаты, но маленькие и лишенные самых элементарных удобств, так что в одной квартире даже уборной не было. От всего этого я категорически отказывался, и жилищный инспектор сказала мне, что больше ничего она мне предлагать не будет и чтоб на лучшую комнату я не рассчитывал.
Я решил узнать, не могу ли я тогда потребовать возвращения комнаты через суд. Я зашел в юридическую консультацию при Народном суде, где меня судили. Выслушав мое дело, юрисконсульт сказал: «Должен вас огорчить, но, по существующему жилищному законодательству, вы вообще не имеете никаких прав на площадь в Москве. Раз вы подверглись административной высылке, то по истечении шести месяцев вы во всех случаях теряете право на площадь, независимо от того, правильно вы были высланы или нет, отменили вам приговор или оставили в силе. Это Исполком просто пошел вам навстречу или же не знал точно закона». Я почувствовал, как с прочного берега меня столкнули в воду, а плавать я не умею.
Между тем мне нужно было где-то жить. Из той квартиры, где я поселился сначала, в конце августа мне пришлось уйти. До середины сентября я жил у товарища, а потом, с большим трудом, мы с Гюзель сняли за 30 рублей в месяц комнату в старом доме недалеко от впадения Яузы в Москва-реку, у пожилой супружеской пары. Старик, вообще тихий и кроткий, пил каждый день, а когда напивался, устраивал скандалы и требовал, чтоб мы уезжали. Это было еще ничего. Гораздо больше я напугался, когда жена его, чтоб утихомирить разбушевавшегося мужа, вызвала милицию, и прибывший участковый сразу же потребовал документы у нас. Ведь я жил без прописки, разъяснять мое дело было бы слишком долго, да и снимать комнату нам дальше не разрешили бы. Поэтому я показал только паспорт Гюзель, сказал, что я ее муж и указал на штамп о браке в ее паспорте. К счастью, штамп в паспорте успокоил милицию. Все наши деньги шли на плату за квартиру, и нам приходилось еще хуже, чем в Сибири. Жили мы в основном на продажу книг из моей библиотеки.
По совету исполкомовского юриста я сделал новый ход: подал 16 сентября еще одно заявление с просьбой предоставить мне комнату, по площади равную занимаемой мной до ссылки, поскольку я буду жить вдвоем с женой, и приложил к этому справку о ее тяжелом жилищном положении. Заместитель председателя Исполкома наложил положительную резолюцию, и мне, наконец, предложили комнату 18 м2, правда, довольно темную, но в квартире с ванной и телефоном, а главное в районе Арбата, где я жил с детства. Больше привередничать я уже не мог, и 7 октября получил ордер. Теперь мне оставалось прописаться.
…… на прописку на основании полученного мной ордера. Дней через десять разрешение было получено; меня несколько удивил такой долгий срок, потому что, после получения ордера, прописка была уже простой формальностью. С разрешением милиции нужно было идти в Жилищно-эксплуатационную контору, платить маленький налог и давать свой паспорт, который опять передавался в милицию уже собственно на прописку. Только в начале ноября мне вручили мой повидавший виды паспорт со свежим штампом: «Гор. Москва, 6-е отделение милиции. ПРОПИСАН ПОСТОЯННО по Вахтангова ул. дом № 5, кв. № 5, 2 ноября 1966 г.».
Этим милицейским штампом кончилась история моей ссылки.
1966–1967,
Гурьевка-Москва-Макаровка-Москва.
