чтобы их духи и после смерти защищали стены дома своего господина. Мост через бурную Эльду, полноводную реку, связывавший два государства, но по причине зловредных водных бесов постоянно обрушивавшийся, в центральную опору которого заживо замуровали чистую девицу, сковавшую своей душой намертво кладку камней. Все это ночной байкой у костра завораживало дух, бередя воображение и заставляя по сторонам оглядываться взрослых мужиков, вздрагивая при малейшем шорохе в темноте.
— Ну а про столицу нашу и говорить не стоит, там град вообще древний. — Плотник прокашлялся, вновь продолжая. — Мне еще мой дед рассказывал, что когда возводили первый дворец, тогдашние все никак не могли сладить с выводом первого надземного этажа. Все рушилось, что ни возведи, колонну али арку, какими лесами ни разопри стены, все складывалось, не давая камень на камень положить. Вот тогда-то впервые и сделали «закламу», как это теперича называется. Маленька така ниша, схрон от всех и каждого, потаенка. Старшой артелевский, тогда в той комнате накрыл стол и разложил игрушки всякие забавные. В те времена по улицам много детворы беспризорной голодной бегало, ну и заскочила какая-то девчушка внутрь, пока она пузо набивала да игрушки по полу катала, мужички успели лаз заложить. Ну а потом музыкантов созвали да наказали три дня и три ночи музыку играть, чтобы, значится, криков той голопузки не услыхал кто сторонний. Как все затихло, то работа мигом задалась, камень сам чуть ли не из рук выпрыгивал, ложась на свои места.
— Да не слушайте вы его! — вновь попытался взять слово здоровяк Ростик.
— Да тихо ты!
— Не лезь, камнетес!
— Да что ты, как заноза в…
Народ зашикал на смутившегося большого мужика. Каждый задумчиво пялился в ночь, осмысливая услышанное и тихонечко переговариваясь между собой. Байки то старые, такие сызмальства друг дружке в артелях рассказывают, ну да кое-кто и практикует. Это каждый уважающий себя строитель знать должен, что если ворота ставить на восток, то обязательно петуха надо в фундамент закладывать, ну а женские покои, когда в замке отстраивают, обязательно бисер либо другие какие бусины в раствор сыплют, чтобы девки тучней рожали, а не по одному выплевывали. Много поверий и традиций было, ну да некоторые даже из поколения в поколение под большим секретом передавали. Тот же Бартель, он ведь, как и Армус, в артели рожден, потомственный, стало быть, и секрет про действия того старшего в столице, это история про одного из предков Раха.
Немнод покачал головой, когда-то давно отец то ли в шутку, то ли всерьез пугал его этой историей, мол, смотри, сынок, не бегай сам по чужим покоям, да на пиры таинственные незваным гостем не ходи. Он тогда думал, что отец просто так его пугает, чтобы к незнакомым людям не подходил по детской простоте, а оно, оказывается, и взаправду было.
— Жуть-то какая. — Парса оглядел народ. — Что, думаете, и взаправду может помочь?
— Я дык сразу молвил, нечисть эту только так сдержать можно. — Бартель демонстративно сплюнул в сторону склепа. — Иначе не видать нам здесь удачи, ни словом добрым ни монетой звонкой награждены не будем, посмешищем уйдем на весь честной мир.
— Но кого нам заманивать? — Один из братьев огляделся, вроде как в поисках добровольцев. — Даже если пойдем на это поганое дело, как решать будем?
— Я так думаю, раз там баба с того света чудит, то бабу и будем закладывать. — Плотник упер руки в бока. — Не будем брать у судьбы взаймы, пусть сама жизнь рассудит, первая деваха, которая завтра после восхода солнца придет к нам в лагерь, и пойдет в стену, так верно будет. У многих тут подруги, там ниже у ручья и женушки кой-кого с нами пришли, все рискуют и никто не знает, как выйдет. Случай решит, пусть будет первая, что придет. Если сейчас в ночь поработать, можно будет нишу как раз к зорьке окончить.
Народ в нерешительности заозирался друг на друга, всем было боязно, и в то же время какой-то дикий задор играл в крови, заставляя глаза азартно блестеть. Это было неслыханно, дико и от того так притягательно своей жуткой тайной.
— Значит, так. — Немнод оглядел присутствующих. — Раз случай, значит, случай. Сымай, кто при шапке, по монете каждый туда сложит. Кто против достает монету, а кто за, вложит в шапку, когда все пройдут, если в шапке что останется, значит, делаем «закламу», ну а раз не будет ничего, так и решать нечего.
Тут же по кругу пошел чей-то вязаный капюшон, народ совал внутрь руки, демонстративно сжимая кулаки, чтобы никто не догадался и не увидел, кто о чем думает. Рах с сомнением поглядел на Парса, мужичок он был вороватый, мог думать об одном, а вот рука цапнет без команды со стороны головы, такова уж природа у него. Сам же для себя юноша решил положить монету, уж очень ему хотелось пусть и наобум, на удачу, но попробовать выполнить заказ. Ведь это не просто заказ, это вызов, даже не столько ему, первый раз взявшему в свои руки самостоятельную работу без пригляда отца, а всей их семье, всей их репутации.
Пройдя круг, шапка попала к нему, с замиранием сердца он опустил внутрь руку, чуть не выругавшись в полный голос. Там не было ни одной монеты! Это же что получается, разожми он сейчас руку — и решение принято? Его монета будет последней! Признаться, он рассчитывал на старика плотника, ну да может, и не зря рассчитывал, какая-то сволочь вытащила медяк. Собравшись с духом, он, зажмурившись, разжал свою ладонь, а затем быстро перевернул шапку чтобы все увидели, как из нее наземь падает маленькая круглая монетка.
— Все. — Он оглядел всех тяжелым взглядом. — Решение принято, все знают, что делать, до рассвета чтобы было все готово.
