и Григория Семенова, чьи казаки развязали террор в Сибири. По выражению одного из американских очевидцев тех событий, все эти личности расценивались союзниками как «допустимо суровые».
Однако раздробленные, конфликтующие между собой группировки Белого движения, несмотря на финансирование со стороны союзников, не смогли одержать серьезных военных побед или же получить существенной поддержки среди народных масс, поскольку выступали против любых уступок российскому крестьянству или национальным меньшинствам (и их дикости). Их силы устраивали массовую беспорядочную резню, сжигали деревни, в ходе погромов убили около 150 000 евреев, прибегали к публичным пыткам: организовывали массовые порки, хоронили живьем, отсекали конечности, привязывали к лошадям, проводили массовые казни. Их установка на то, чтобы не брать пленных, наглядно демонстрирует их методы.
Такой террор подготавливал почву для осуществления идеи о новом авторитаризме. Если большевики уничтожат белых, то, как писал очевидец Чемберлена, их (белых) замена будет «военным диктатором, который … въедет в Москву на белом коне». Отнюдь не итальянский язык даст миру слово «фашизм», а русский – это Троцкий озвучит его.
При непрекращающемся давлении извне и снаружи, при всем российском варварстве и страданиях русского народа, при голоде, массовой смертности, при почти полном крахе промышленности и культуры, при масштабном бандитизме, при погромах, пытках в тюремных застенках и людоедстве осажденный со всех сторон советский режим развязал свой собственный, красный террор.
Нет никаких сомнений в его масштабах: некоторые сотрудники ЧК, этой политической полиции, соблазненные личной властью, склонностью к садизму либо же деградацией того исторического момента, являли собой головорезов и убийц, не подверженных политическим убеждениям и обладавших чрезвычайными полномочиями. Нет недостатка в оценках их ужасающих поступков.
Другие сотрудники ЧК выполняли свою работу, мучаясь угрызениями совести. Можно относиться к этому скептически (и даже критиковать это), но так называемый «этический» террор носил вынужденный характер и был ограничен – об этом свидетельствуют сотрудники ЧК, измученные той мыслью, что, по их мнению, у них просто не было другого выбора. В конце 1918 года Дзержинский, находясь в крайне удрученном состоянии, признавался во хмелю: «Я пролил столько крови, что не имею право жить… Вы должны меня сейчас застрелить».
Один малоизвестный источник, генерал-майор Уильям Грейвз, который командовал силами США в Сибири, считал, что «на каждого убитого большевиками в Восточной Сибири приходится сто убитых антибольшевиками». Многие вожди Советской власти боролись за ограничение их собственного террора, масштабы которого им были прекрасно известны. В 1918 году газета ЧК выступила за практику пыток. Как результат, ЦК партии большевиков уволил редакторов газеты и закрыл ее, а Петросовет осудил эту практику. Но, вне всякого сомнения, политическая и нравственная гниль – осталась.
Столкнувшись с полным крахом экономики и продолжающимся голодом в стране, Советская власть в 1921 году решила отказаться от чрезвычайных мер по принудительной реквизиции и жесткому контролю, которые были известны как «военный коммунизм», заменив их новой экономической политикой (НЭП). С 1921 года вплоть до 1927 года власти поощряли (до определенной степени) частную инициативу, позволяя небольшим предприятиям получать прибыль. Была либерализована политика в области оплаты труда, разрешили приглашать иностранных экспертов и технических консультантов. Хотя правительство создавало крупные колхозы, оно наряду с этим большие площади отдало зажиточным крестьянам. «Нэпманы», различные аферисты и дельцы-пройдохи начали проворачивать всевозможные спекуляции, появились «черные» рынки.
Страна переживала крайне тяжелые времена, промышленность и сельское хозяйство находились в упадке, сам рабочий класс также был на грани выживания. Политика «военного коммунизма» была вынужденной мерой, НЭП являлся необходимым отступлением от нее, чтобы обеспечить определенную стабильность и рост производства. Новая экономическая политика демонстрировала слабость власти, она дорого обходилась ей. Бюрократический аппарат временно отстранился от остатков того класса, интересы которого он выражал.
Среди большевиков было много несогласных с новой политикой, они выражали свое мнение как официально, так и негласно. Александра Коллонтай и Александр Шляпников возглавили «рабочую оппозицию», высказываясь за передачу власти рабочему классу, которого практически больше уже не осталось. Интеллигенция из числа «старых» большевиков, так называемая «Группа демократического централизма» (или «децисты»), выступили против принципа централизации в партии и органах власти. Десятый съезд большевиков 1921 года запретил фракции и группировки в РКП (б). Сторонники этого шага, включая Ленина, представили его как временную вынужденную меру, призванную объединить партию. Те фракции, которые неизбежно появятся позже («левая оппозиция», «объединенная оппозиция»), будут уже неофициальными.
Здоровье Ленина ухудшалось. Он перенес инсульт в 1922 и 1923 годах и теперь вел, что называется, свою «последнюю битву» с усиливавшимися бюрократизмом, консерватизмом, коррупцией. Он с подозрением относился к личности Сталина и его роли в партийном аппарате. В своих последних работах он настаивал на том, чтобы Сталин был снят с поста Генерального секретаря партии.
Однако его не послушались.
В январе 1924 года Ленин умер.
Советская власть быстро создала гротескный посмертный культ, самая претенциозная деталь которого сохранилась до сих пор – тело, скукоженная и бледная реликвия, выставленная для поклонения на катафалке.
На XIV съезде партии в 1924 году, несмотря на протесты Льва Троцкого и некоторых других большевистских руководителей, был резко изменен партийный курс. Партия официально приняла формулировку Сталина о том, что «вообще победа социализма (не в смысле окончательной победы)
