внутренних и внешних атак. Мы считаем, что эта цель требует не разобщенных, а сплоченных демократических рядов. Мы надеемся, что вы вместе с нами будете преследовать эти цели».
Цветы, про которые одаренный ими сразу же почти забыл, свисали с руки Ленина. Он проигнорировал Чхеидзе, подняв глаза к потолку. Он смотрел куда угодно, только не на умолявшего его меньшевика.
Когда Ленин наконец ответил, то не председателю Петросовета и не кому-либо из его делегации. Вместо этого он обратился ко всем остальным присутствовавшим, к толпе, к его «дорогим товарищам, солдатам, матросам и рабочим». Империалистическая война, заявил он, стала началом европейской гражданской войны. Долгожданная международная революция была неизбежной. Он провокационно похвалил своего немецкого товарища Карла Либкнехта. Будучи когда-то интернационалистом, он завершил свою речь зажигательным призывом, обозначив, что сейчас является первоочередным: «Да здравствует всемирная социалистическая революция!»
Встречавшие его члены Петросовета были ошеломлены. Они могли лишь изумленно наблюдать за происходившим, поскольку толпа требовала продолжения выступления. Ленин быстрыми шагами вышел на привокзальную площадь, забрался на броневик и продолжил свою речь. Он осудил «любое участие в позорной империалистической резне» и подверг резкой критике «ложь и мошенничество» и «капиталистических пиратов».
Для принципа «постольку-поскольку» это было уже слишком.
Февраль и март были свидетелями дерзкого всплеска архитектурной экспроприации. Революционные группы захватывали и оккупировали правительственные, а также различные другие величественные здания. Временному правительству и Петросовету оставалось лишь молча мириться с подобного рода незаконным захватом. 27 февраля, когда город бился в конвульсиях, легендарная балерина Матильда Кшесинская и ее сын Владимир покинули современный особняк на Кронверкском проспекте (здания за номерами 1 и 2) на северном берегу Невы рядом с возвышающимися минаретами главной мечети Петрограда. Революционные солдаты почти сразу же захватили его.
Для этого особняка была характерна удивительная, странная асимметрия соединенных между собой архитектурных компонентов, лестничных пролетов и залов. В середине марта большевики решили, что особняк прекрасно подходит для их штаба, и без лишних церемоний переехали туда. В ночь на 3 апреля именно здесь, в главном зале особняка, на фоне прецизионного интерьера в стиле модерн, Ленин изложил свои взгляды коллегам по партии, которые собрались, чтобы поприветствовать его.
Это был последний день работы Всероссийского совещания Советов. На нем большевики единогласно одобрили курс своего руководства на «бдительный контроль» за Временным правительством и большинством голосов приняли возражения Сталина и Каменева против «дезорганизации» на фронте. На следующий день должны были начаться переговоры о единстве между меньшевиками и большевиками. Эта мелодия, однако, была прервана Лениным.
«Я никогда не забуду, – вспоминал Суханов, – эту речь, которая, как громом, поразила не только меня, еретика… но и всех истинно верующих… Казалось, в гостиной особняка Кшесинской поднялись из своей обители и парили над головами очарованных адептов духи всеобщего разрушения».
Ленин потребовал продолжения революции. Он раскритиковал разговоры о «бдительности». Он осудил «революционное оборончество» Советов как инструмент буржуазии. Он устроил разнос из-за отсутствия большевистской «дисциплины».
Его товарищи слушали его в полной тишине.
На следующий день Ленин выступал в Таврическом дворце дважды: сначала – на заседании большевистских делегатов от съезда Советов, затем, с удивительной отвагой, – на общем собрании большевиков и меньшевиков, на котором планировалось обсудить их единение. Осознав, что находится в полной изоляции, он дал понять, что излагал свое личное мнение, а не политику партии, поскольку представлял свое историческое произведение, касавшееся революции: «Апрельские тезисы».
Среди их десяти пунктов было полное неприятие принципа «ограниченной поддержки» Временного правительства и обещания Петроградского комитета большевиков «не устраивать оппозиции». Ленин отказался признать «малейшие уступки… “революционному оборончеству”», продолжив защищать братание на фронте. Он потребовал конфискации помещичьих земель, национализации всех земель в стране и передачу их в распоряжение крестьянских Советов, создания одного общенационального банка под контролем Советов народных депутатов, ликвидации полиции, армии и бюрократии. На данный момент, заявил он, насущная задача заключалась в том, чтобы объяснить необходимость борьбы за отнятие власти у правительства и замену парламентской республики «республикой Советов».
Его речь вызвала настоящий хаос. «Апрельские тезисы» поразили всех присутствовавших словно электрическим током. Ленин оказался почти в полной изоляции. Ораторы один за другим с возмущением осуждали его выступление. Ираклий Церетели, видный меньшевик, предал Ленина анафеме, обвинив его в разрыве с учением Маркса и Энгельса. Иосиф Гольденберг, меньшевик, который когда-то состоял в рядах большевистского руководства, заявил, что Ленин стал анархистом, «оказавшись на троне Бакунина». По выражению меньшевика Бориса Богданова, выступление Ленина было «бредом сумасшедшего».
Виктор Чернов, один из руководителей эсеров, вернувшийся в Петроград из ссылки через пять дней после приезда Ленина, проделав опасное путешествие по морю, кишевшему подводными лодками, увидел, что в результате этого «политического эксцесса» Ленин сам себя изолировал. В тот вечер, когда «блудный сын» выступил со своей всех шокировавшей речью, еще один меньшевик, Скобелев, заверил Милюкова, что «безумные идеи» Ленина продемонстрировали, что он не представляет опасности, и сообщил князю Львову, что большевистский лидер «списан в архив».
Как же вели себя большевики? Насколько они были потрясены всем этим?