губернии обращались к Петросовету с просьбой прислать им социалистические газеты. В одной из меньшевистских газет было опубликовано письмо «Комитета рабочих старейшин» завода по обработке листового металла «Атлас» с осуждением алкоголизма. Солдаты 2-й батареи Кавказской армии направили письмо непосредственно «глубоко уважаемому депутату» Николаю Чхеидзе с жалобой на отсутствие у себя образования и просьбой к лидеру меньшевиков выслать им книги. Рабочие мастерской по ремонту транспорта номер 2 в Киеве также написали ему, приложив к письму сорок два рубля для мучеников революции.
Через несколько месяцев письма стали уже более ожесточенными, в них гораздо сильнее звучали нотки отчаяния. Многие теперь были наполнены откровенной злобой, в других чувствовалось нетерпение.
«Нам надоело жить в долгах и рабстве, – писал старший крестьянской общины Ракаловской волости. – Мы хотим места и света».
18 апреля Временное правительство по требованию Петросовета (после мартовского провокационного интервью Павла Милюкова) направило своим союзникам препроводительную ноту к заявлению Милюкова о целях войны с разоблачением «революционного оборончества». Однако сам Милюков, похоже, был настроен сорвать эти попытки, чтобы воспретить то, что он считал непростительной изменой. К документу, в котором повторялись принципы «Декларации Временного правительства о задачах войны от 27 марта 1917 года», он приложил «разъяснение» о том, что его телеграмма не означала намерений России выходить из войны и что Россия по-прежнему была готова сражаться за «высокие идеалы» союзников.
«Нота Милюкова» (этот документ вскоре стал известен под таким именем) не была результатом происков одного из правых кадетов. Планы Павла Милюкова по информированию союзников именно в таком ключе были одобрены Временным правительством как компромисс между его левыми и правыми представителями – именно для того, чтобы причинить ущерб Петросовету.
19 апреля, когда Исполкому Петросовета стало известно содержание этой ноты, Николай Чхеидзе осудил Павла Милюкова как «злого духа революции». И Исполком был не единственным, кто оказался рассержен. Когда 20 октября текст «Ноты Милюкова» появился в различных газетах, немедленно были организованы гневные демонстрации.
В Финляндском полку служил бравый вольноопределяющийся Федор Линде, политически нейтральный романтик, сыгравший важную роль в Февральской революции: он возглавил пятитысячный Преображенский полк, примкнувший к восстанию. Теперь «нота Милюкова» был гневно воспринята им как предательство революционных обещаний прекратить войну. Являясь «оборонцем», Федор Линде опасался, что «нота Милюкова» может деморализовать армию и направить ее в неверном направлении.
Когда стало известно о действиях Павла Милюкова, Федор Линде привел батальон своего полка к величественному, в неоклассическом стиле, Мариинскому дворцу, где заседало Временное правительство. Он был совершенно уверен в том, что Исполком Петросовета, членом которого он являлся, поддержит его, прибегнет к своим властным полномочиям и арестует вероломное правительство. К нему присоединились солдаты Московского и Павловского полков, и вскоре у Мариинского дворца гневно митинговало уже около 25 000 человек.
К удивлению и ужасу Федора Линде, Петросовет осудил его действия. Он настоял на том, чтобы Федор Линде вместо этого оказал помощь Временному правительству в восстановлении своей власти.
«Нота Милюкова» и рост в этой связи демонстраций протеста вызвали колебания и напряжение в рядах большевиков. Предложенная Лениным по этому вопросу резолюция, принятая этим утром на чрезвычайном заседании первой Петроградской общегородской конференции большевиков, была на редкость двусмысленной. Она осуждала эту ноту и предполагала, что война может быть окончена только путем передачи власти Советам, но при этом не содержала призыва к рабочим и солдатам выйти из войны.
Однако тысячи солдат и рабочих уже митинговали на улицах, требуя отставки Милюкова и Гучкова. Когда Петросовет велел им разойтись, большинство (в том числе впавший в уныние Федор Линде) послушалось. Но демонстранты продолжали нести плакаты с призывами: «Долой империалистическую политику!» и (как и следовало ожидать, более конкретно) «Долой Временное правительство!».
Такие лозунги отвечали настроениям делегатов большевистских райкомов. Таков был настрой левого крыла большевистской партии в ответ на интриги Временного правительства. Уже в тот же день, во время проведения Петроградской общегородской конференции, председатель Президиума Военной организации при Петроградском комитете большевиков Владимир Невский выступил за агитацию войск за захват власти Советами. Людмила Сталь просила своих партийных коллег не быть «левее самого Ленина», и делегаты в конечном итоге согласились призывать к «солидарности с резолюцией ЦК», что означало поддержку ленинской, довольно уклончивой формулировки.
Однако на следующий день тысячи демонстрантов вновь вышли на улицы, хотя солдат среди них было уже меньше. Это было очередным проявлением всплеска эмоций. Свержение правительства? Эта мысль все более укоренялась среди большевиков.
Ветер гонял по улицам сотни анонимных провокационных листовок. Можно было, наклонившись, достать их из-под ног и прочитать призывы, начинавшиеся словами: «Долой Временное правительство!». Среди большевиков ходили слухи, что их автором являлся Сергей Богдатьев, представитель левого крыла, рабочий Путиловского завода и кандидат в ЦК партии. Доблестные кронштадтские большевики решительно выступали за свержение правительства. Они заявили, что готовы в этом деле «в любой момент поддержать армию».
Во второй половине 21 апреля демонстрации прокатились по всей Москве. В столице рабочие вновь заняли Невский проспект, выкрикивая лозунги о необходимости покончить с Временным правительством. Когда их колонны проходили по проспекту, они разглядели другую демонстрацию с другими
