Вопрос был уместен. Левые социалисты, хоть это касается не их одних, всегда были склонны преувеличивать свои успехи – едкая юмористка Надежда Тэффи пошутила: «Ленин, рассказывая о заседании, на котором были Зиновьев, Каменев и пять лошадей, будет говорить: «Было нас восьмеро», – у них не слишком хорошая история признания собственных ошибок. Вероятно, причиной тому страх, что сама вероятность их совершения подрывает авторитет. Привычный метод левых состоит в том, чтобы грубо отрицать оплошности; потом, как можно позже после того, как осядет всякая пыль, – мимоходом вставить ремарку о том, что, «конечно», как всем известно, где-то в туманах прошлого «были допущены ошибки».
12 июня Керенский убедил Всероссийский съезд Советов, несмотря на сопротивление большевиков и некоторых других делегатов, принять резолюцию о том, что «русская революционная демократия обязана всемерно содействовать усилению боевой мощи нашей армии и способности ее к оборонительным и наступательным действиям… исключительно с точки зрения чисто стратегической». То была лицензия на продолжение военных действий – в том числе и наступательных. Другими словами, между «оборончеством», даже в его «революционной» разновидности, даже добросовестно принятым для защиты завоеваний революции, и «традиционной» войной не было непреодолимой преграды. Чернов выразился недвусмысленно: «Без нападения, – сказал он, – нет обороны».
Закончив с этим, съезд перешел к обсуждению дановских предложений по осуждению большевиков. Тогда Дан, Богданов и Хинчук предложили другой способ лишить ветра паруса слева. Умеренные члены Совета предложили канализировать радикальную энергию города в выгодном им самим направлении – увести ее от радикалов, перехватив и сформировав народные настроения с помощью санкционированного шествия. Для этого на воскресенье, 18 июня, съезд назначил массовую демонстрацию от своего имени. Это, решили умеренные, покажет большевикам, кому подвластны петроградские массы.
На фронте продолжалась война, работала дикая инфраструктура смерти.
За полями ржи и картофеля, за выпасными лугами, на полянах густых лесов виднелись палатки Красного Креста. Блиндажи и невысокие срубы; грубые временные часовни; прерывистый орудийный гул. Пропахшие окопами солдаты цвета взрытой земли проводят часы отдыха, потягивая чай из алюминиевых кружек. Чередование скуки и ужаса: огня по немецким самолетам, сверкающим в высоте ворохами пропагандистских листовок, или огня самих немецких самолетов. Отчаянное веселье братания, перекрикивания на ломаном немецком и русском через ярды ничейной земли. Ярость пулеметов, видения злых духов, прозванные в честь Бабы-яги 22-дюймовые укрытия, отчаянный крик под обстрелом.
Солдаты натыкались на хищный военный металл, попадая в ловушку колючей проволоки, висящей как будто со своей собственной целью. В тылу собирались запуганные люди – в том числе небольшое количество женщин-комбатантов – со всей империи; дешевый космополитизм призывников, штыком целящих в свои будущие могилы.
Во всем тылу инфляция и недостаточное снабжение резко ухудшали условия жизни. Нетерпение крестьян проявлялось во все более насильственных формах. Приходило все больше новостей об экспроприациях; теперь причиной их становилось не столько суровое, обостренное сельское представление о справедливости, сколько грубая сила, сопровождающаяся разрушениями, поджогами, иногда – убийствами.
Упадок был всеобщим. 1 июня в Баку тысячи азербайджанцев, отношения которых с армянами все более ухудшались, заняли ратушу и требовали зерна. В Латвии безземельные крестьяне, добиваясь экспроприации баронских земель, продолжали давление на Земельный совет. На Украине 13 июня, после многократных попыток переговоров с Петроградом, Украинская рада (парламент) издала «Первый универсал», объявив о создании «автономной Украинской республики»: почти официальная независимость, весьма скверная ситуация для русских правых. Коалиционному правительству, однако, не оставалось другого выбора, кроме как принять это.
Некоторые левые довольно слабо чувствовали запутанные местные конфликты. В Баку советские «Известия» нападали на мусульманский национализм, не упоминая его противников – местных армян, евреев или русских. Азербайджанские большевики, хотя и противостояли «буржуазным» национал- федералистским требованиям Временного комитета бакинских мусульманских общественных организаций, критиковали подобную близорукость Советов: они стремились поддерживать тесную связь с «демократическим» мусульманским движением.
Два больших крыла социал-демократии расходились все дальше. В начале июня бакинские большевики, следуя за своими грузинскими товарищами из Тифлиса, прекратили всякое сотрудничество с меньшевиками. Наконец региональные организации вняли ленинскому призыву к расколу.
Частично в попытке разбавить опасную энергию национализма и радикализма русским патриотизмом, частично – для успокоения союзников правительство ускорило приготовления к одобренному Съездом Советов военному наступлению. 16 июня на Южном фронте близ Львова российская тяжелая артиллерия начала тяжелый двухдневный обстрел. Керенский, опять игравший роль главного агитатора, объявил российским войскам в Галиции, что наступление вот-вот должно начаться. Оно начнется 18 июня – в тот же день, что и запланированный Советами марш.
Меньшевики и эсеры объявили о создании еще одного организационного комитета, их газеты стали напряженно пропагандировать за собственную демонстрацию. Вскоре, 14 июня, с впечатляющим упрямством попытались создать свой отдельный комитет анархисты. Раздраженная «Правда» объявила эти планы «гибельными», и они обратились в ничто.
Большевики и межрайонцы, в соответствии с надеждами большевистского ЦК «превратить демонстрацию против воли Совета за то, чтобы власть перешла к Совету», тоже агитировали за акцию. Они надеялись на то, что Зиновьев назвал «демонстрацией в демонстрации». На их удачу, на дни с 16 по 23 июня в Петрограде была намечена Всероссийская конференция Военной организации большевиков, которая могла дать партии примерно 100 умелых агитаторов.
