окажется в руках главнокомандующего – «кто бы, – скромно добавил он, – это ни был».
Корнилов обсудил возможность включения Керенского и Савинкова в его правительство и попросил Львова убедить в целях их собственной безопасности отправиться в Могилев в течение двух дней. На протяжении остатка дискуссии Львов оставался весел и спокоен, предлагая разных других лиц в кабинет. Но когда встреча закончилась и он собирался сесть на обратный поезд до Петрограда, Завойко – вероятно, недооценив посетителя или забывшись, – с высокомерным чванством сделал шокирующее небрежное заявление.
«Керенский нужен как имя для солдат, но это только на десять дней, – сказал он, – а потом его уберут».
Потрясенный Львов сел в свой вагон, и поезд отправился. Наконец он начал догадываться, что намерения Керенского и Корнилова могут, если можно так сказать, не полностью совпадать.
Корнилов привел 3-й корпус – кавалерию, запрошенную Савинковым! – в боевую готовность. Крымов сочинил приказ, предназначенный для распространения после вступления в Петроград; он вводил военное положение, комендантский час и запрет на стачки и митинги. Неповиновение, гласил листок, будет встречено жестко: «Войска не будут стрелять в воздух». Для грядущей военной оккупации Петрограда и контроля над ним были отведены еще солдаты.
Как было условлено ранее, Корнилов телеграфировал Савинкову, что войска будут на месте вечером 28 августа. «Я прошу объявить Петроград на военном положении двадцать девятого августа»: итак, Корнилов приготовился со всеми приличиями положить конец революции.
Крайне правая пресса предупреждала о кровопролитии, которое левые готовят на 27 августа. Провокаторы делали свое дело: социалисты получили множество сообщений о «неизвестных лицах в военной форме», пытавшихся разжечь восстание. Намерение Керенского сотрудничать с Корниловым не мешало реализации других, не контролируемых ими планов правых путчистов.
В воздухе пахло контрреволюцией. 26 августа Петроградский совет профессиональных союзов и Центральный совет фабрично-заводских комитетов вместе поддержали призыв Межрайонного совещания к созданию Комитета общественной безопасности.
В такую суматоху вернулся Львов. Он поспешил в Зимний дворец.
Савинков только закончил рассказ о своей теплой беседе с Корниловым, когда приехал Львов. Керенский, успокоенный докладом Савинкова, спросил Львова, что же тот узнал. И слушал, озадаченный, со все усиливающимся ужасом.
Львов передал Керенскому как
Керенский засмеялся в нервном недоверии.
Львов сказал с каменным лицом: «Не время для шуток».
Керенский пытался осознать то, что только что услышал. Львов изложил «требования» Корнилова в письменном виде. Военное положение; передача всей власти, включая гражданскую, главнокомандующему; отставка всех министров, включая Керенского. То, что Корнилову казалось обсуждением возможных вариантов, теперь выглядело декларацией путча.
Потрясенный Керенский попросил Львова встретиться с ним в Военном министерстве в 8 часов вечера, чтобы говорить напрямую с Корниловым: он хотел быть полностью уверен в происходящем. Но здесь приключилась последняя нелепость. Львов не успел в назначенный срок. Потому в 8.30, взволнованный настолько, что уже не мог ждать, Керенский позвонил Корнилову и попросту притворился, что Львов был с ним. Под щелчки и треск телефона разыгрывался фарс, все содержание которого было записано.
Керенский: «Здравствуйте, генерал. Владимир Николаевич Львов и Керенский у аппарата. Просим подтвердить, что Керенский может действовать согласно сведениям, переданным Владимиром Николаевичем».
Корнилов: «Здравствуйте, Александр Федорович, здравствуйте, Владимир Николаевич. Вновь подтверждая тот очерк положения, в котором мне представляется страна и армия, очерк, сделанный мною Владимиру Николаевичу, вновь заявляю: события последних дней и вновь намечающиеся повелительно требуют вполне определенного решения в самый короткий срок».
Теперь Керенский изображал Львова. «Я, Владимир Николаевич, Вас спрашиваю – то определенное решение нужно исполнить, о котором Вы просили известить меня Александра Федоровича только совершенно лично, без этого подтверждения лично от Вас Александр Федорович колеблется вполне доверить».
Корнилов: «Да, подтверждаю, что я просил Вас передать Александру Федоровичу мою настоятельную просьбу приехать в Могилев».
Выдохнув, Керенский попросил Корнилова подтвердить, что Савинков также должен приехать. «Прошу верить, – добавил Корнилов, – что только сознание ответственности момента заставляет меня так настойчиво просить Вас».
«Приезжать ли только в случае выступлений, о которых идут слухи, или во всяком случае?» – спросил Керенский.
Корнилов: «Во всяком случае».
Связь прервалась. Завершилась самая эпохальная сцена взаимного недопонимания в истории.
В штабе Корнилов с облегчением шумно выдохнул. Керенский, думал он, теперь приедет в Могилев и отдаст ему правительство – и даже сам в него
