послали выражения солидарности. По всему Петрограду плакаты Совета, сурово критикуя пьянство, призывали к дисциплине. Городская Дума образовала комиссию для помощи в распределении продовольствия. Что более важно, она избрала делегацию, которая должна была отправиться в Лугу для агитации среди корниловских войск.
На юге Петрограда вооруженные рабочие возводили баррикады. Через дороги они протянули колючую проволоку, а на подступах к городу вырыли траншеи. Пригороды превратились в военные лагеря.
Инициатива стала ускользать от правых. Они это почувствовали. Они отступили.
Во второй половине дня 28 августа Милюков предложил себя в качестве посредника в надежде убедить Корнилова уступить. Высокопоставленный кадет Кишкин убеждал Керенского сложить полномочия в пользу Алексеева, поддерживавшего Корнилова. Большинство (действующих) министров Керенского тотчас поддержали это предложение, и даже иностранные представители советовали ему обдумать «предложение».
Совет, однако, категорически воспротивился любому подобному действию. В силу самих масштабов революционной обороны, ключевым элементом которой быстро стал Совет, и в страхе перед возможным сопротивлением рабочих и солдат в том случае, если он пойдет против их позиции, Керенский был вынужден отвергнуть напор переговорщика.
28 августа Дюсиметьер и Финисов тихо отбыли в Лугу. В Петрограде они оставляли Сидорина с кассой из денег Путилова и Общества экономического возрождения России, предназначенной для финансирования переворота по их сигналу. Его целью будет состряпать «большевистский мятеж», чтобы оправдать его военное подавление.
Но неудачи правых участились. В тот же вечер на подходе к городу была задержана Уссурийская конная дивизия; она достигла Ямбурга лишь для того, чтобы обнаружить, что до Викжеля дошло ее послание: железнодорожные рабочие уничтожили пути. Они оказались заблокированы, обездвижены, выбиты из колеи и разделены. Отдельные части Дикой дивизии добрались до Вырицы всего в 37 милях от столицы. Но там их поезд тоже уткнулся в разобранные рельсы. Революционные дороги вздымались вверх, как сломанная кость.
Корниловские войска были отрезаны – но они не были одиноки.
Там, где кончался их путь, их встречало множество делегаций. Они приходили из Комитета народной борьбы с контрреволюцией, из районных советов, с заводов, из гарнизонов, из Центрофлота, из Флотского комитета и от 2-го Балтийского флотского экипажа. Прибывали также и местные жители. Все по кустам и среди деревьев бежали к пыхтящему поезду. Целью была агитация. Они пришли, чтобы просить Дикую дивизию отвергнуть попытки использовать ее в качестве орудия контрреволюции.
На счастье революционеров, когда случился кризис, в Петрограде находился Исполнительный комитет Союза мусульманских Советов. Навстречу поезду он отправил собственную делегацию, одним из членов которой был внук имама Шамиля. Для народов Кавказа, к которым относились и служащие Дикой дивизии, Шамиль был легендарным героем освободительной борьбы XIX века. Теперь наследник этой прославленной крови умолял их принять сторону революции, которую они были посланы похоронить.
На самом деле солдаты Дикой дивизии не знали целей своей переброски. Изначально они не были расположены поддерживать Корнилова, и чем больше слушали агитаторов, тем меньше становилась их готовность. Когда наступала темнота и опускалась ночь, они слушали, спорили и обдумывали то, что им говорили. Их поезд и его окрестности превратились в дискуссионный зал, где разворачивалось множество срочных споров. Офицеры потеряли надежду.
В Петрограде Комитет народной борьбы, предупрежденный о том, что офицеры определенных частей помогали Корнилову нарочитой медлительностью, вялостью исполнения приказов и неадекватными решениями, послал комиссаров для наблюдения за мобилизацией. В городе бурлила Красная гвардия. Три тысячи вооруженных матросов прибыли из Кронштадта с предложением помощи. Центральный совет фабрично-заводских комитетов координировал приготовления. Союз металлистов – на тот момент самый мощный профсоюз в России – предоставил в распоряжение Комитета народной борьбы свои деньги и организационные умения.
По приказу Керенского Савинков и Филоненко пытались следить за большевиками по меньшей мере столь же усердно, сколь и предупреждать нападение Корнилова. Мнение о том, что эти двое отвечали за оборону Петрограда, является очевидной ложью. В лучшем случае они были наблюдателями за работой Советов и рядовых активистов.
Большевики были незаменимы для обороны. Настолько, что когда несколько членов их партии сбежали из-под стражи в штабе милиции Второго района, Комитет народной борьбы в чрезвычайном порядке постановил «с целью участия в общей борьбе» оставить их на свободе.
Прямо говоря, линия партии заключалась в том, чтобы снизу вверх продавить как можно более массовую мобилизацию против Корнилова без поддержки Временного правительства. Журналист Чемберлен пишет, что они защищали правительство не всерьез.
В атмосфере самоорганизации и массовых митингов вернулось знакомое требование. «Ввиду усиления буржуазного контрреволюционного движения, – постановляла группа рабочих трубочной фабрики, – вся власть должна быть передана Советам рабочих, солдатских и крестьянских депутатов». 29 августа тысячи рабочих Путиловских заводов потребовали правления «представителей революционных классов». Рабочие Новоадмиралтейской судоверфи требовали, чтобы власть была «передана в руки рабочих, солдат и беднейшего крестьянства и отвечала перед советами рабочих, солдатских и крестьянских депутатов».
Лозунг «Вся власть Советам!» определенно вернулся.
