чувствовала себя совсем по-другому. Кресс каким-то образом составила идеальный плей-лист, и каждый раз, когда казалось, что вечеринка затухает, звучал нужный ритм, и все снова были на ногах, кружась и смеясь. Кай и Зима даже научили остальных основным фигурам вальса, а Ико поставила себе целью потанцевать с каждым, и не по одному разу. Она, конечно же, была неустанна. Даже Эмили легко вовлеклась в их праздник.
Были, конечно, и угощения, главным образом — профитроли, которые заменили обед, и ужин, и даже ночной перекус.
Был смех. И поддразнивания. И ностальгические воспоминания о приключениях и тех временах, когда многие из них были частью команды «Рапунцель».
Кай возник перед Золой, устало провел рукой по волосам и рухнул рядом на ступеньку.
— Как ты думаешь, у нас получилось?
Она опустила голову ему на плечо. Она смотрела, как Ико вальсирует в прихожей с Ясином, и не могла понять, кто из них ведет.
— Я считаю, что это ошеломительный успех. Журналисты будут ужасно разочарованы, когда узнают, что все пропустили.
— У них еще будет, что рассказать. И для этого им больше не придется вторгаться в жизнь Волка и Скарлет.
— Собираешься дать пресс-конференцию? Расскажешь миру о первом заключенном тобой браке? Будешь рассуждать об историческом значении этого союза?
Кай повернулся к ней и усмехнулся:
— Нет. Но я мог бы сказать им, какая это для меня честь — обвенчать двух самых близких моих друзей, которые так любят друг друга.
Зола улыбнулась еще шире.
— Этого им будет мало.
— Я знаю. Это — только половина обращения.
Зола взяла руку Кая и сжала ее.
— Я хочу тебе сказать кое-что. Как думаешь, кто-нибудь заметит, если мы убежим ненадолго?
Он поднял бровь.
— Вообще-то мы составляем четверть списка гостей, так что я буду оскорблен, если они этого не заметят.
— Это был риторический вопрос.
— Тогда идем, и будь что будет.
Зола встала и направилась к черному ходу.
Стемнело, и все вокруг было освещено лишь луной и звездами, заливавшими мир серебристо-синим светом. Зола помедлила на подъездной дорожке, прислушиваясь к голосам, к шагам андроидов, но, казалось, папарацци заскучали, ожидая, когда их добыча выйдет из дома, и отступили на ночь.
Все еще держа Кая за руку, она повела его к огромному ангару, где хранился шаттл Скарлет. Не желая включать большой свет, который выдал бы их присутствие, она закрыла дверь и включила фонарь в своем пальце. Следуя за тонким лучом, она прошла за шаттл, мимо груды инструментов, сваленных на полу. Шкаф в задней части ангара был там же, где она видела его в прошлый раз. Выпустив руку Кая, она присела и пошарила по полу, пока ее пальцы не нащупали замок. Она потянула вверх крышку люка, за которой была тьма и череда ступеней в цементной стене. Лестница вела вниз.
— Что это? — удивился Кай.
Зола направила луч вниз и начала спускаться. Кай последовал за ней.
Как только ее нога коснулась земли, она произнесла:
— Свет.
Генератор загудел, лампы на потолке замерцали, включаясь, освещая пространство, такое же большое, как и ангар наверху, но предназначенное для совсем иных целей. Зола огляделась. Ничего не изменилось с тех пор, как они с Торном обнаружили это место два года назад. Она спросила себя, спускалась ли сюда Скарлет, чтобы увидеть комнату, где ее бабушка так долго хранила тайну… Или она решила оставить ее в неприкосновенности, забыть.
Здесь находилась восстановительная камера, где она провела бо?льшую часть своего детства. Операционный стол, на котором ее превратили в киборга. Аппараты, которые поддерживали ее, стимулировали мозг и контролировали основные показатели жизнедеятельности все время, пока она лежала, погруженная в свой сон без сновидений.
Тишина, окружавшая ее и Кая, была такой же плотной, как пахнущий металлом воздух тайной комнаты, пока Кай не пронесся мимо нее, чтобы стать рядом с пустой камерой. Синий гель в ней все еще хранил едва заметный отпечаток детского тела.
— Тебя держали здесь… — пробормотал он.
Зола огляделась. С одной стороны, это было ее убежище, единственное место, в котором она так долго была в безопасности. Но, с другой стороны, это была ее темница.
— Я провела тут восемь лет.
— Ты что-нибудь помнишь?