заметил, либо просто не догадался, зачем они здесь. Признание едва не сорвалось у нее с языка. Возможно, ему следует знать. Если они останутся вместе, он заслуживает того, чтобы знать, с кем связался. Какой опасности она его подвергает.
Но не успела она раскрыть рот, как услышала его голос:
– Экран, покажи принцессу Селену.
Зола резко развернулась, кровь прилила к голове. Но на экране появилась не одиннадцатилетняя девочка. В высветившемся изображении вообще едва можно было узнать человека.
Торн отшатнулся.
– Что за…
В желудке Золы все перевернулось, и она закрыла глаза, борясь с отвращением. Она тяжело сглотнула и только через секунду осмелилась снова взглянуть на экран.
Там была фотография ребенка.
Точнее, того, что осталось от ребенка.
Все тело от шеи до обрубка левой ноги было обмотано бинтами, кроме правой руки и плеча – там кожу усеяли кроваво-красные пятна вперемежку с ярко-розовыми волдырями. Волос не было; шею и щеку покрывали ожоги. Левая сторона лица опухла и стала бесформенной, глаз едва виднелся, от уха к губам шла полоса швов.
Зола подняла дрожащие пальцы ко рту, провела по коже. На ней не осталось никаких следов от всех этих ран. Только небольшие шрамы на бедре и запястье, вокруг протезов.
Как они ее спасли? Как ее вообще можно было спасти?
Но правильный вопрос задал Торн:
– Кто мог сделать такое с ребенком?
По телу побежали мурашки. Она совсем не помнила боли, которую должны были причинять эти ожоги. Соединить себя и эту девочку в одно целое никак не удавалось.
Но вопрос Торна все еще висел в холодном воздухе подвала.
Это сделала Левана.
Сделала с ребенком, почти младенцем.
С собственной племянницей.
И все для того, чтобы править. Чтобы захватить трон. Чтобы быть королевой.
Кровь вскипела у Золы в жилах. Она стиснула кулаки.
Торн хмуро смотрел на нее.
– Надо поговорить с Мишель Бенуа, – сказал он и положил скальпель на место.
Зола сдула с лица прядь волос. В этих стенах витал призрак ее-прошлой – маленькой жертвы, цеплявшейся за жизнь. Сколько людей помогало спасти ее и укрыть, хранило ее тайну? Сколько рисковало собой, потому что считали, что ее жизнь дороже? Потому что верили, что она вырастет сильной и сумеет остановить Левану?
Все еще взбудораженная, она поднялась вслед за Торном по лестнице обратно в ангар, не забыв проверить, чтобы тайная дверь за ними наглухо закрылась.
Когда они опять окунулись в яркий солнечный день, мрачный дом, возвышавшийся над садиком, по-прежнему был абсолютно тих. «Рэмпион» нелепой громадой стоял в отдалении.
Торн проверил портскрин и известил напряженным тоном:
– За все это время она не сдвинулась с места.
Он даже не попытался не шуметь, шагая по гравийной дорожке к дому, и заколотил в дверь так, что каждый удар эхом отдавался вокруг. Они прислушались, ожидая шагов за дверью, но тщетно. Единственным звуком было копошение кур во дворе.
Торн повернул ручку, и дверь распахнулась – оказывается, она была не заперта.
Шагнув в прихожую, он окинул взглядом деревянную лестницу на второй этаж. Справа была гостиная, заставленная потертой мебелью. Слева – кухня. На столе стояла пара грязных тарелок. Свет нигде не горел.
– Есть кто? – крикнул Торн. – Мадам Бенуа?
Зола подключилась к сети и вызвала чип Мишель Бенуа.
– Сигнал идет сверху, – прошептала она.
Под весом ее металлической ноги ступеньки жалобно скрипели. Стена была увешана маленькими экранами, на которых сменяли друг друга фотографии женщины среднего возраста, одетой в униформу пилота, и девочки с огненно-рыжими волосами. Веснушчатая пухленькая малышка с ранних фотографий
