совершенно иного сорта.
– Погодите! А что мне полагается делать?
– Принимать пищу, дорогая. – Шеридан окинула меня пытливым взором алхимика. – Если ты не обеспокоена своим весом. Что ж… тебе решать.
И Шеридан бросила меня на произвол судьбы. Теперь я стояла посреди столовой и ежилась под устремленными на меня пристальными взглядами. Я перешла из одного круга ада в другой. Я еще никогда в жизни не чувствовала себя настолько неловко, выставленная напоказ перед чужаками, которым поведали мои тайны. Я лихорадочно думала, как мне поступить. Мне надо каким-то образом продолжать свою игру и еще на шаг приблизиться к Адриану. Шеридан сказала, чтобы я ела. Но как? Здесь не Амбервуд, где канцелярия назначает старших школьников в помощь новичкам. Наоборот: Шеридан постаралась практически запретить кому-либо из персонала или заключенных мне помогать. То был блестящий тактический ход, который должен был заставить меня сломаться окончательно и добиваться расположения остальных, а может, даже смотреть на начальство с трепетом и воспринимать Шеридан или кого-то вроде нее как своего единственного «друга».
Анализ психологических приемов алхимиков сгладил мою панику. Логика и решение задач – вот что мне по силам. Ладно. Если они хотят, чтобы я сама о себе заботилась, так тому и быть. Я отвернулась от заключенных и спокойно зашагала к окошку, где продолжал хмуриться повар Бакстер. Я выжидающе остановилась перед ним, надеясь, что этого будет достаточно. Зря надеялась.
– Э… извините, – тихо произнесла я. – Могу ли я получить… – Как назвала трапезу Шеридан? В камере я совершенно потеряла счет времени, – свой обед?
В ответ он хмыкнул и отвернулся, делая что-то вне моего обзора. Однако спустя несколько минут он вручил скромно заставленный поднос.
– Спасибо, – поблагодарила я Бакстера.
При этом мои пальцы соприкоснулась с его рукой в перчатке. Повар изумленно вскрикнул и с отвращением скривился. Потом брезгливо стянул перчатку, отбросил ее и заменил новой.
Я ошарашенно взирала на него, а затем решила поискать себе свободное место. Я даже не стала контактировать с заключенными, а присела за один из пустующих столов. Многие до сих пор глазели на меня, но кое-кто уже уставился в тарелку. Постепенно в столовой вновь загудели негромкие разговоры. Стараясь не думать о том, обсуждают ли они меня, я сосредоточилась на еде. Моя порция включала в себя скромную миску спагетти с кусочками мяса и консервированным томатным соусом, банан и пол-литровую упаковку двухпроцентного молока. До того как я здесь оказалась, я бы ни к одному из этих продуктов вообще не прикоснулась. Я бы прочла лекцию о жирности молока и о том, что в бананах самое высокое содержание углеводов. Я бы поставила под вопрос качество мяса и содержание консервантов в соусе.
Однако все мои пунктики были напрочь забыты. Еда! Реальная, а не раскисшая безвкусная овсянка. Я начала с банана, заглотав его почти без пауз, а потом притормозила, чтобы не выпить молоко залпом. Что-то подсказывало мне, что Бакстер добавки не дает. Со спагетти я была осторожнее, хотя бы потому, что разум подсказывал: желудок может плохо отреагировать на резкую смену рациона. Но мой организм, похоже, был с этим не согласен: ему хотелось, чтобы я сейчас же слопала спагетти и вылизала тарелку. Что я и сделала. После полуголодного существования в камере-одиночке в течение целых трех месяцев эти спагетти показались мне чудом – деликатесом из высококлассного ресторана в Италии. Правда, от соблазна вылизать тарелку меня избавил звонок, прозвучавший спустя минут пять.
Заключенные дружно встали и отнесли свои подносы к корзине, у которой дежурила Эддисон. Они быстро освободили подносы от остатков еды и аккуратно сложили их на стоящую рядом тележку. Я поспешно последовала их примеру и потащилась за остальными из столовой.
После реакции Бакстера на соприкосновение с моей рукой я постаралась избавить провинившихся алхимиков от близости со мной и держалась от них на почтительном расстоянии. Но в узком коридорчике мгновенно образовалась пробка, и маневры, которые некоторые из бедолаг совершали для того, чтобы на меня не наткнуться, в других обстоятельствах были бы комичными. Те, кто оказался подальше, избегали встречаться со мной взглядом и делали вид, будто меня не существует. Те, кому приходилось избегать контакта, пронзали меня ледяными взорами. Я остолбенела, услышав громкий шепот:
– Шлюха!
Я приготовилась ко многому – и, конечно, к разнообразным оскорблениям, но это слово застало меня врасплох. Оно настолько сильно меня задело, что я едва не впала в ступор.
Я побрела в класс и терпеливо смотрела, когда же все рассядутся, чтобы не ошибиться с выбором места. Когда я, наконец, нашла свободный стол, двое заключенных, сидевших по соседству, демонстративно передвинулись от меня подальше. Они были вдвое старше меня, поэтому их поступок имел комичный, но грустный оттенок.
Немолодой инструктор-преподаватель с редеющими седыми волосами и гнусавым голосом встрепенулся и резко вскинул голову.
– Эльза, Стюарт! Соблюдайте правила.
Раздосадованная парочка вернула свои столы в аккуратные ряды: любовь алхимиков к порядку оказалась сильнее страха перед злом. Но по взглядам, которые бросили на меня Эльза и Стюарт, стало ясно: свежий выговор теперь добавился к списку моих грехов.
Инструктора звали Гаррисон: я опять не разобрала, имя это или фамилия. Я быстро поняла, что он ведет у нас занятия по текущим событиям. На секунду я обрадовалась, решив, что получу представление о том, что творится вне стен тюрьмы. Увы, вскоре выяснилось, что нам предлагают весьма
