Африки далекой через Азию, сначала посуху, а потом по реке, почитай тридцать амфор с маслом из оливы прибыло, да с ними еще два десятка амфор с вином. На днях разгрузили, по складам развезли, – поведал Макар, поглаживая свою бороду. – Окромя того заказал я приказчикам нашим из Греции привезти на пробу диковинные сосуды для разлива вина под названием ойнохойя, на прошлой ярмарке у нас в Рязани такой видел у купца Затеева. Больно они мне понравились. Ручек у них может быть аж три штуки, удобно очень хватать для розлива. Но главное, носик у тех сосудов знатный придуман, на три ручейка разделен. С них один виночерпий, изловчившись, может вино терпкое сразу в три кувшина наливать. Наши бояре да дружинники на пирах такие забавы страсть любят и веселятся от души. Да бьют эти кувшины нещадно. А они дороги.
Помолчал немного Макар, за окно глянув, где давно уж день разгорался и дело шло к полудню.
– А как придут те сосуды, разумею, надо будет нам с той ойнохойи сразу копию снять да гончарам нашим приказать изготовить, – добавил хитрый приказчик. – Мастера у нас толковые, враз переймут, а мы ею сами торговать станем. Глины на наш век хватит, обжигать умеем. Обзовем как-нибудь по- нашему. Из далеких земель возить не придется, а прибыток весь в твой карман ляжет, Евпатий Львович.
– Дельная мысль, – похвалил Кондрат, старавшийся привыкать к новому имени. А куда было деваться, раз попал в такую историю, надо было привыкать к новой жизни с новым лицом и новым именем. Хоть и ощущал себя порой Кондрат, как беглый преступник, над которым поколдовал пластический хирург: лицо другое, а характер прежний. А еще подумал новоиспеченный боярин, глядя на Макара, о том, что на Руси своих хитрованов хватает, которые даже китайским врунам-торговцам еще и фору дадут. Скопировать да выдать за свое – это мы быстро. Да еще обратно в Грецию продавать будем.
Судя по рассказам ближайших помощников, торговля в Рязани шла чуть ли не со всем известным миром, от Африки до Азии. Разве что про Китай они еще ничего не рассказывали. Может, и не было еще ничего, да и не знал точно Кондрат, как в эти времена далекая китайская страна прозывалась. Русь-то сама из разных княжеств состояла, которые промеж собой не всегда дружили. И в Китае много их там, кажется, было. С разными названиями. А потому, чтобы не выставить себя дураком, Кондрат решил не расспрашивать всезнающих приказчиков без меры, а помалкивать да на ус мотать. Постепенно все само всплывет за разговором.
Гораздо больше, чем связи с китайскими купцами и общее положение дел в хозяйстве, его волновала собственная служба. Ведь слуги постоянно звали его боярином, а эти бояре, как правило, служили своему князю не только деньгами, а «верой и правдой» с оружием в руках. Кондратий историю знал не назубок, конечно, но кое-что все-таки знал. Особенно про служилых людей разных времен любил он читать и с отцом разговаривать, пока был жив. Казаки ведь испокон веков служили, и жизнь их протекала как бы между походами. Судя по обрывочным рассказам, которые Кондрат запомнил, еще валяясь в полубреду, на охоту он с князем вместе ходил, да еще умудрился медведя «на себя взять». За что едва и не поплатился жизнью. А может – поплатился. Но раз телом он еще здесь, значит, князь о том помнит. Следовало разузнать с осторожностью о своей службе.
– Ну, а меня что, никто не спрашивал за последнее время? – осторожно перешел к нужной теме новоиспеченный боярин.
– Как же не спрашивал, – искренне удивился Захар, снова вступая в разговор, – ты же человек на Рязани известный. Заходили пару раз купцы Ревякины по золотым делам побеседовать, о здоровье справлялись, да Наум Ёрш, что с Муромом торгует, насчет косторезов наших. Был еще Григорий Рекин, насчет масла разговор состоялся. Взял у нас сразу пять амфор, во Владимир стольный повезет. Мы со всеми побеседовали, сколь могли, решили, с Наумом быстро, а в остальном постановили ждать твоего выздоровления. Золотые дела дорогого стоят, можно и обождать.
– А по службе? – не выдержал Кондрат, подтолкнув словоохотливого приказчика в нужном направлении.
– По службе дозволь сказать, Евпатий Львович, – пробормотал, отчего-то запинаясь, уже Макар, – сам великий князь Юрий Игоревич заходил, пока ты в бреду лежал. Посмотрел на тебя и такой наказ велел тебе передать, когда в разум воротишься.
Он бросил косой взгляд на боярина, сидевшего на своей лежанке, и продолжил:
– Сотню твою он пока боярину Еремею под команду отдал. До тех пор пока ты снова на коне усидеть сможешь и меч держать.
– Какую сотню? – уточнил Кондрат, припоминавший дела далеких казацких предков. – Всадников?
Макар кивнул, но от боярина не ускользнуло удивление, мелькнувшее на его бородатом лице. Приказчики его, похоже, оба сомневались в том, что их хозяин полностью вернулся в разум. Но выздоровление постепенно шло, боярин вспоминал себя, и то ладно. А потому Макар продолжил свой рассказ, не задавая вопросов.
– Только сомневался князь Юрий сильно, по всему было видно. Еремей большой любитель пиры затевать, а не на коне скакать, тебе не чета. Но выбора у него не было. Все остальные бояре уже при деле, а боярин Еремей какой-никакой опыт службы ратной имеет.
Кондрат кивнул в подтверждение того, что, мол, новость услышал и понял. Но поневоле нахмурился, помолчал. Значит, он тут еще и военачальник. Почти как в той, прошлой жизни, которая до сих пор казалась ему реальностью, но постепенно, благодаря времени и выпитому хмелю, смазывалась, перемешиваясь с новой реальностью. Где ему тоже, судя по всему, скоро предстояло показать себя в ратном деле. Да еще как, на коне и с мечом в руке, во главе целой сотни вооруженных ратников, каждый из которых будет смотреть на него, как на лучшего воина и стратега. А он таким не был. Во всяком случае, пока.
«Впрочем, – подумал Кондрат, глянув за окно, где солнце облизывало маковки златоглавых церквей, – не таким уж плохим воином я был в прошлой жизни. Ни татары, ни моджахеды не жаловались. Хотя здесь другое дело. Здесь все иначе, и не все мои умения пригодиться могут. Значит, придется
