Октавия поджала губы:
– А я не такая, как все остальные.– Глядя на Уэллса, она чуть-чуть подождала, не заговорит ли он, а потом улыбнулась и протянула ему свой кусок: – На, откуси первым и расскажи, как оно тебе.
– Спасибо, со мной-то все будет в порядке,– сказал Уэллс.– Я просто хочу быть уверен, что…
– Давай,– она хихикнула и попыталась засунуть мясо ему в рот,– откуси чуть-чуть.
Уэллс быстро покосился на Кларк, чтобы убедиться, что она на них не смотрит. Но Кларк была увлечена разговором с Беллами. Тогда он снова повернулся к Октавии, сказал «ладно» и взял у нее мясо. Октавия казалась разочарованной из-за того, что ей не удалось покормить Уэллса с рук, но ему не было до этого никакого дела. Он впился в мясо зубами. Сверху оно оказалось жестким, но, когда зубы Уэллса прокусили корочку, его рот наполнился неведомым прежде вкусом, одновременно солоноватым, дымным и даже чуть-чуть сладковатым. Он еще немного пожевал и глотнул, готовясь к тому, что его желудок взбунтуется против чужеродной субстанции. Но все, что он почувствовал,– это тепло.
Ребята, которые начали есть первыми, уже отошли от костра и бродили по поляне. Негромкий гул голосов сливался с потрескиванием костра. Но через несколько минут голоса зазвучали в полную силу, превращаясь в шум, от которого спина Уэллса покрылась мурашками. Он поднялся на ноги и подошел к кучке ребят, стоявших ближе всего к линии деревьев, и спросил:
– Что происходит?
– Смотри! – Одна из девушек ткнула пальцем куда-то под сплетение ветвей.
– Куда? – вгляделся в темноту Уэллс.
– Туда,– сказала другая девушка.– Ты это видишь?
Уэллс подумал было, что его разыгрывают, но потом тоже что-то заметил. Это был сполох света, такой короткий, что Уэллс едва успел его осознать. Потом в нескольких метрах он увидел еще один сполох, потом – еще один, чуть выше. Уэллс шагнул к краю поляны, которая теперь выглядела так, словно чьи-то невидимые руки украсили ее для вечеринки. Его взгляд остановился на ближайшем сияющем шаре, который свисал с нижней ветки соседнего дерева.
Внутри него что-то шевелилось. Какое-то существо. Насекомое с крошечным тельцем и непропорционально большими, хрупкими крыльями. Название этого существа само слетело с губ Уэллса.
Кто-то из ребят последовал за ним в лес и теперь в изумлении стоял подле него.
– Кларк,– шепнул он в темноту. Нужно, чтобы она это увидела. Оторвав взгляд от бабочки, он повернулся, чтобы бежать на поляну и найти там любимую. Но она уже была рядом.
Совершенно ошеломленная, девушка стояла в нескольких шагах от него. Мягкое свечение озаряло ее лицо, с которого наконец ушло напряженное, озабоченное выражение, не исчезавшее с момента аварии.
– Эй,– негромко, чтобы не спугнуть это спокойствие, сказал Уэллс.
Он ожидал, что Кларк сердито зыркнет на него, или попросит замолчать, или повернется и уйдет. Но она не ушла, просто стояла неподвижно и смотрела на наполненных светом бабочек.
Уэллс не посмел шевельнуться. Он не сказал больше ни слова. Девушка, которая, как ему казалось, безвозвратно потеряна, была тут, совсем рядом с ним, и в этот миг Уэллс подумал: он может вернуть ее любовь.
Глава 14
Беллами
Беллами не мог понять, зачем древние люди придумали наркотики. Для чего гнать по вене всякое дерьмо, если тот же эффект дает простая прогулка по лесу? Каждый раз, когда он уходил с их поляны и углублялся в гущу деревьев, что-то происходило. Отправляясь с первыми лучами утреннего солнца в очередную охотничью экспедицию, Беллами чувствовал, что его дыхание становится глубже, удары сердца сильнее, медленнее и увереннее, а весь его организм словно работал в такт с внутренним ритмом здешних мест. Но лучше всего была тишина. На корабле никогда не бывало абсолютно тихо, там всегда стоял низкий фоновый гул: жужжание генераторов, потрескивание осветительных приборов, эхо раздающихся в галереях шагов. Тишина просто взбесила Беллами, когда он первый раз вошел в лес,– ведь заглушить тревожные мысли оказалось нечем. Но, чем больше времени он здесь проводил, тем умиротворенней становилась его душа.
В поисках следов Беллами рыскал взглядом по земле, разглядывал камни и влажные участки почвы. Отчетливого следа вроде того, по которому он шел вчера, не было, но что-то заставило Беллами взять вправо и углубиться в чащу, где деревья стояли почти вплотную друг к другу, отбрасывая на землю причудливые тени. Если бы он был зверем, он пошел бы именно туда.
Потянувшись за плечо, Беллами вытащил из самодельного колчана одну из стрел. Смотреть, как умирают животные, было ужасно, но за последние несколько дней он научился прицеливаться точней и знал, что его жертвы не слишком страдают. Беллами на всю жизнь запомнил страх и боль в глазах его первого оленя, перед тем как тот рухнул на землю. Впрочем, стрельба по животным была куда меньшим дерьмом, чем те преступления, которые в конечном
