Медвежий рык до того точно вписался в разговор, что люди невольно рассмеялись. В этот миг они ясно поняли, что никакое чудовище с острыми клыками ни за что на свете не проникнет в их дом. По крайней мере – не этой ночью.
– О’кей, – сдаваясь, вздохнул Мейкон.
Переломил дробовик, извлек патроны и, прислонив оружие к стене у двери, заорал «полицейским» голосом:
– Уважаемый господин Медведь! С вами говорит шериф Стоун-Темпла! Я требую, чтобы вы немедленно покинули это домовладение! Если вы не подчинитесь, я буду вынужден вас арестовать. Мы не принимаем посетителей в столь поздний час.
Медведь притих. Мейкон усмехнулся про себя.
– Поверить не могу, что поддался на ваши уговоры, – сказал он, оборачиваясь к жене с дочерью.
На их лицах была написана благодарность. Как бы там ни было, он пощадил зверя, и они любили его за это.
– Уходите, господин Медведь! – закричала Эйва, глядя на отца, казавшегося довольным, если не счастливым. – По ночам в гости не ходят!
– Столовая открывается в семь! – внесла свою лепту Хизер, и они снова расхохотались. – Утром я поджарю вам яичницу с беконом, может быть, даже оладьи. В общем, что сами пожелаете. Но я рассчитываю на хорошие чаевые!
– И чтоб денежки были настоящие, а не понарошку! – добавила сияющая Эйва.
Они уже дышать не могли от хохота. Звонкий, радостный смех раскатился по маленькому, продуваемому всеми сквозняками домику в самом сердце гор.
– Пойдем-ка. – Хизер взяла Эйву за руку и повела в кухню.
Они вернулись с кастрюлями и принялись колотить в них железными ложками, ходя по кругу. При этом Эйва распевала, стараясь попасть в ритм этого диковинного полутанца-полумарша:
– Столовка откроется в семь, столовка откроется в семь!
Мейкон сгибался чуть не пополам от смеха.