и молят о пощаде раздавленные ее железной пятой миллионы. Это падаль, которой черви придают подобие Жизни, труп, трепещущий под весом личинок, гнилой остов идеальной Свободы… Вольная Страна Цыган - это чудовищная ложь! Движение, сударь, это еще не Свобода! - выдохнул разъяренный Уэлдрейк.
Краем глаза Эльрик видел, что Роза поднялась и вышла из комнаты: должно быть, бурные дебаты прискучили ей.
- Колесо Времени со скрежетом вращает миллионы зубцов, которые цепляют другие миллионы, и так до бесконечности… или почти до бесконечности. - Фаллогард Пфатт опасливо покосился на свою матушку, которая вновь смежила очи. - Смертные - лишь его пленники и служители. Такова истина, и никуда от этого не денешься.
- Человеку доступно отражать истину или пытаться смягчить ее, - заметил на это Эльрик. - А иногда можно даже попытаться что-то изменить…
Уэлдрейк отхлебывает из наполненного до краев бокала.
- В моем мире, сударь, истина считалась неизменной и никто не посмел бы утверждать, будто реальность такова, какой нам кажется в этот момент. Мне тяжело слушать такие суждения. Более того, сударь, признаюсь, они тревожат меня. Не то чтобы я был не в силах оценить всей их прелести, равно как и того оптимизма, что вы, на свой манер, выражаете. Просто меня учили доверять своим чувствам и верить, что мироздание в основе своей прекрасно и неизменно, опирается на непреложные естественные законы и в чем-то подобно машине, бесконечно сложной и хитроумной, но все же разумно устроенной. Такова, сударь, Природа, которую я восхвалял и которой поклонялся, подобно тому, как иные поклоняются божеству. То же, что предлагаете вы, кажется мне шагом назад. Эти понятия близки устаревшим идеям алхимиков.
И дискуссия продолжалась, покуда спорщики не устали от звука собственных голосов и постель не показалась им желанным убежищем.
Лампа в руке Эльрика отбрасывала огромные тени на стены лестницы. Ему вспомнилось почему-то, как внезапно покинула их сегодня Роза. Неприятно было думать, что что-то могло обидеть ее. Хотя обычно подобные соображения едва ли пришли бы на ум альбиносу, но к этой женщине он питал истинное уважение и восхищался не только ее умом и красотой. От нее неуловимо веяло покоем, подобным тому, что Эльрику довелось испытать лишь в Танелорне. Трудно поверить, чтобы столь целостная натура всю себя посвятила грубой мести!
В крохотной комнатке, что он выбрал для себя, - размерами не больше шкафа, - где едва умещалась кровать, мелнибонэец стал готовиться ко сну. Все пока что шло к лучшему. Пфатты согласились помочь им в их поисках насколько хватит сил. Тем временем альбиносу требовался отдых. Он смертельно устал и смертельно тосковал по миру, что был утрачен им навсегда. По миру, который он разрушил своими руками.
С лампой в руке, накинув на себя первое, что попалось под руку, Эльрик выскакивает на лестницу. Дверь открыта, и в комнате он видит матушку Пфатт, всклокоченную, с пеной на губах, застывшую неподвижно, точно объятую ужасом.
- Они падают! - стонет она. - О, как они падают!.. Этого не должно было случиться. Бедняги! Бедняги!
Черион Пфатт обнимает бабушку, укачивает ее, точно младенца, испуганного ночным кошмаром: «Не надо, бабуля, не надо! Не надо, бабуля!» Но по лицу ее видно, что ужасающее видение явилось и ей. И рядом дядюшка, тоже вне себя - раскрасневшийся, взъерошенный, зажимает ладонями уши, точно не желает слышать их криков.
- Не может быть! Не может быть! Она похитила нашего мальчика!
- Нет, нет, - качает головой Черион. - Он сам с ней пошел. Поэтому ты и не почувствовал опасности. Он не думал, что случится что-то плохое!
