Мы приехали в Дриллейд поздно вечером. На улицах было необычно тихо даже для этого времени, света в домах не было. Может быть, на самом деле уже ночь? Когда мы въезжали в ворота замка, все еще чувствуя усталость, я откинул голову на спинку сиденья. Финк раздвинул шторы на окошке кареты и хотел заговорить со мной, но Харлоу шикнул на него и велел оставить меня в тишине.
Многое изменилось с тех пор, как почти две недели назад я покинул замок. Кое-что – к лучшему. Картии больше не угрожали ни Грегор, ни нападение пиратов. Роден и Амаринда были на моей стороне. Исчезла угроза назначения наместника. Но не все сложилось так, как мне хотелось. Меня тревожила смутная мысль о том, что отец, наверное, не одобрил бы меня. Впрочем, с этим я мог смириться.
– Вы готовы? – спросил я Харлоу, когда карета остановилась. – Очень скоро вы узнаете, каково это – связаться со мной. – Что бы мои люди ни думали обо мне, я надеялся, что Харлоу получит то уважение, которого он заслуживает.
Харлоу спокойно улыбнулся в ответ.
– Интересней, готовы ли вы, ваше величество.
Он вышел первым. И тут я понял, что внутренний двор замка освещен гораздо ярче, чем это бывало обычно ночью. Потом Харлоу подал руку Амаринде. Когда она вышла из кареты, я услышал снаружи шум, говор и шарканье ног.
Харлоу наклонился ко мне.
– Я помогу вам выйти из кареты, милорд.
Я раздраженно покачал головой.
– Сколько слуг собралось на это представление? Я выйду сам, пока они не посмеялись над моей беспомощностью.
Харлоу протянул мне руку.
– Возьмите мою руку, пожалуйста. Доверьтесь мне.
Я придвинулся ближе к двери, и он распахнул ее еще шире. Сначала я увидел лишь длинный ряд зажженных факелов, светивших так ярко, что мне пришлось зажмуриться. Потом я сделал первый шаг, и приветственные крики громом прокатились по двору.
Я немного растерялся, и если бы не Харлоу, наверное, потерял бы равновесие. Неужели все они приветствуют меня? Харлоу проговорил с улыбкой:
– Так вы об этом меня предупреждали? Вот каково связываться с вами.
Я покачал головой, ничего не понимая. Потом откуда-то сверху раздался голос Кервина:
– Слава его величеству. Джерон – единовластный король Картии. – И снова вокруг зазвучали приветственные возгласы.
Амаринда сказала:
– Единовластный Джерон. Это мне нравится. Народ радуется твоему возвращению.
Харлоу повел меня вперед, туда, где огни не так светили в лицо, и я мог лучше все рассмотреть. Весь двор был заполнен народом. Моим народом. Потом медленно, почти благоговейно, они опустились на колени. Стало тихо.
Мотт и Кервин подошли ко мне. Они поклонились. Кервин смахнул слезу. Он покачал головой, разглядывая меня.
– Я знаю, как я выгляжу, – сказал я.
Но он лишь улыбнулся одним уголком рта и ответил:
– Нет, думаю, вы не представляете, что все мы в вас видим.
Я все еще ничего не понимал.
– Вы приказали людям собраться?
– Они пришли сами, – сказал Кервин. – Когда услышали, что вы сделали для них.
– Но как… – Я прищурился. – Мотт?
– Я лишь намекнул кое-кому. – Он усмехнулся, очевидно, очень довольный собой.
Я снова посмотрел на толпу людей, совершенно ошеломленный происходящим. Коннер говорил, что я король лишь по крови, а не потому, что народ этого хочет. Но отныне это не так. Глаза мои наполнились слезами, меня переполняли эмоции, которых, как я думал, мне никогда не изведать. Для меня наступил мир. Еще одна битва, куда более важная, чем битва с пиратами, завершилась.
Радость, идущая от самого сердца, расплылась на моем лице улыбкой. Я поднял руки и с новой силой в голосе сказал:
– Народ мой, друзья мои. Мы – Картия!
Я так и стоял. А они снова приветствовали меня. Потом я опустил руки и повернулся к Мотту, почувствовав, что падаю от изнеможения:
– Поможешь мне добраться до моей комнаты?
Он подал мне руку.
– Да, мой король.
И под восторженные возгласы я покинул двор замка.
Следующие два месяца прошли спокойно. Мы с Амариндой появлялись на публике вместе, хотя из-за моей сломанной ноги приемов было меньше, чем обычно. Чаще она навещала меня наедине, и мы ужинали вдвоем. Иногда к нам присоединялся еще кто-нибудь, и каждый раз мы прекрасно
