В наушнике тренькнуло, он нажал кнопку, услышал взволнованный голос и сказал так убедительно, что даже сам себе поверил:
– Я твой должник по гроб жизни, если ты – никому и ничего.
– Что это вообще такое?
– Угадай с одного раза.
– Похоже на обрывок слогана. Хотели на парусе рекламу показывать?
– Естественно, – процедил Жаботинский. – Но как ты сейчас понимаешь, это не мы. Я буду все отрицать. И ты тоже! Если ты мне друг, конечно.
– Черный пиар – тоже пиар, – напомнили ему.
– Это сказки для лохов. Нам такой пиар не нужен. И выкинь наш пресс-релиз, ты его не видел.
– Саш, ты подумай, вас же все равно застучат рекламодатели.
– Какие? МАШ и ИНУ?
– Но ведь дальше что-то будет… Или не будет?
– Если не сумеем вырубить эту адскую машину, дальше может быть что угодно, – заверил Жаботинский. – Но мы тут ни при чем.
– Ну… А что случилось-то, ты понимаешь?
– Да ничего особенного. Там стоит проектор, совсем не для рекламных целей, конечно, и он время от времени должен подсвечивать парус. И вот он, падла, включился. С опозданием на неделю. А у него программа шибко умная, она кучу параметров обсчитывает, и по-моему… Слушай, это долго объяснять, давай так: у меня когда будет конкретика, я все тебе расскажу, строго по секрету, а дальше ты сам пользуйся.
– Погасло!
Жаботинский покосился на часы.
– Четко работает, сволочь. Когда не надо… Жди продолжения шоу через полтора часа. Могу даже намекнуть, что за слово полетит.
– И?..
– ВБА.
– Как?
– Передаю по буквам. Все. Будет. Афигенно.
– ВБА. А почему?
– По кочану, – отрезал Жаботинский.
– Я могу – со ссылкой на неназываемый источник?..
– Моги.
– А чего так странно… Кому надо показывать слоган по три буквы? МАШ… ИНУ… ВБА… Зачем?
– Затем, что я идиот, – сказал Жаботинский. – Потому что таких не берут в космонавты. Потому что все у нас через задницу, даже на орбите. Спокойной плазмы, товарищи, трам-тарарам…
В общем зале стоял деловитый гул: народ прилип к телефонам. А ведь это агония, подумал Жаботинский, напрасно мы трепыхаемся, нас и правда сдадут рекламодатели. Несмотря на все бумажки про конфиденциальность. Совершенно конфиденциально, на уровне намеков – сдадут. Вот как я сейчас намекнул. Умному – достаточно.
Вот ты какой – славный конец.
У маркерной доски оживленно шушукались психолог с арт-директором. Первый трещал клавишами бухгалтерского калькулятора, второй бодро черкал по доске фломастером. Жаботинский вспомнил, что на психфаке сдают высшую математику, а арт-директор кончал физтех, – и пошел к ним.
– Гляди, начальник, что у нас вырисовывается.
Жаботинский присмотрелся и молча кивнул. Он сам уже высчитал примерно то же, без вычислительной техники и профильного образования. Каждый модуль светится по минуте. Следующий проход корабля над Москвой длинный, больше трех минут. Значит, будет ВБА-СТИ-ОНЕ. Ну и славненько. «…Машину в “Бастионе”, слоган кончился. Дальше проектор должен, по идее, показать настроечную таблицу контроля паруса, ради которой и был установлен на корабле. Но что решит программа? Очень умная программа за штуку баксов, сляпанная на коленке безвестным фрилансером, которая сейчас старательно дробит слоган по три буквы, чтобы его было хорошо видно.
Из самых лучших побуждений, трам-тарарам.
– Шли бы вы по домам, ребята, – сказал Жаботинский.
– А ты?
– А что я… Корабль тонет, а я капитан!
В ухе снова зазвонило.
– Я твой должник по гроб жизни, если ты – никому и ничего! – сообщил Жаботинский невидимому собеседнику и направился к себе в кабинет.
Психолог и арт-директор проводили начальника взглядами, полными сочувствия, переходящего в благоговейный ужас.
