На корабле стояло до черта всякой аппаратуры, о назначении которой Жаботинский благоразумно не задавал вопросов. Парус считался задачей важной, но вторичной. Такого большого паруса никогда еще не делали, «ПАКС» должна была отработать раскрытие, управление, контроль состояния, экспериментально замерить тягу и так далее. Парус был настолько здоров, что теоретически, если ничего не развалится и корабль проболтается на орбите по-настоящему долго, можно набрать вторую космическую скорость и улететь, но через сколько лет – десять или сто, – мнения расходились.
Чтобы считать дырки от метеоритов и проверять общее состояние паруса – равномерно ли натянут, не морщит ли где, и так далее, – к кораблю привинтили штуку под условным названием «проектор». Время от времени она передавала на парус нечто вроде настроечной таблицы. Оптика считывала таблицу, компьютер анализировал – простенько и остроумно.
Старый друг и бывший сокрусник Гена, которого Жаботинский называл для ясности «космическим инженером», именно так и отозвался об этой системе – типа, простенько и со вкусом, ловкие ребята.
Выпили они к тому моменту, как на грех, уже прилично.
«Проектор, значит… – сказал Жаботинский. – А большой парус-то, хорошо будет видно его?.. Ага… А чей кораблик, как мне найти этих ловких ребят?»
Через две недели он пришел в «ПАКС» со старым другом и сокурсником Петей, которого для ясности звал «наш человек в ЦУПе», и принес «презентацию» – лист ватмана два на пять с наложением траектории корабля на поверхность Земли и черновой раскладкой, где и в какое время парус будет виден в самом выгодном ракурсе, чей логотип надо в этой точке показывать и сколько денег за это брать.
Ловкие ребята малость обалдели, но Петя им объяснил: без паники, это наш человек в рекламе, старая школа, хе-хе, тоже Бауманку кончал.
Деньги ломились внушительные, а главное, сама идея-то какая.
Отойдя от первого шока, «ПАКС» превозмогла естественную жадность и начала вносить коррективы. Во-первых, ресурс проектора ограничен мощностью солнечных батарей. Во-вторых, раз такое дело, нефиг играть на руку геополитическим конкурентам, ищите рекламодателей среди наших. В итоге договорились о том, на что Жаботинский рассчитывал как на программу-минимум, – окучиваем московский регион.
Тут у Жаботинского включилась паранойя, и он сказал: делаем все тихо, а то не дай бог автоматика откажет.
Как в воду глядел.
На звонки, письма и сообщения в личку «ПАКС» не реагировала. Жаботинский позвонил Пете.
– Это ты удачно, – сказал тот. – «Паксы» как раз все тут. Ждут, как пойдет на следующем витке.
– А как пойдет? – спросил Жаботинский с замиранием сердца.
– А никто не знает, – жизнерадостно ответил Петя. – Они не могут выключить эту хрень, команда не проходит. Да по большому счету и не надо ее выключать. Наоборот, хорошо, что заработала. Рано или поздно она начнет показывать таблицу.
Жаботинский хотел снова застонать, но подумал. что многовато он стонет нынче, и просто вздохнул.
– Я тебя понимаю, – сказал Петя. – Но ты ж прикрылся вроде.
– Я накрылся, – сказал Жаботинский. – И, наверное, закрылся.
– Что, все так плохо?
– Будет. Печенкой чую.
– М-да… Тут руководитель полета чисто из интереса спрашивает: чего еще покажешь народу?
– У «паксов» есть список, – процедил Жаботинский. – Но раз сам руководитель… Следующий проход – длинный, будут три модуля, ВБА-СТИ-ОНЕ. В Бастионе. И, по идее, на этом все. Дальше программа должна показать таблицу. Но тут уж как она сама решит. Я боюсь, она захочет показать весь рекламный пакет с самого начала, раз он целиком не прошел. У нас там заряжено шесть логотипов и этот дурацкий слоган компании «Бастион»… Он был как раз в конце пакета.
– Что за программа такая… Своевольная?
– А это ты «паксов» своих спроси! – рявкнул Жаботинский. – Я должен был ее заказывать и тестировать, я! А они сказали: идите, дядя, на фиг, вам не положено, у нас своя программа есть, мы прямо в нее ваш пакет вкорячим, и все будет офигенно!
– Да расслабься ты, – попросил Петя. – Выпей успокоительного и не дрейфь. Я тут на посту, тебе буду докладывать.
– Спасибо… – только и сказал Жаботинский. – А этим гаврикам передай… Да ладно, ничего не надо. Они сами себя наказали. Но я бы знаешь что сделал на их месте? Свернул парус. А потом развернул.
– На фига? – удивился Петя.
– Не знаю, – отрезал Жаботинский.
И полез в шкаф за успокоительным.
Через полтора часа, когда над Москвой зажглось красное ВБА, Жаботинский сидел в кресле, баюкая бутылку коньяка, из которой не сделал ни одного глотка. Он ее просто так держал, для уверенности, что можно в любой миг высосать пузырь одним глотком и впасть в забытье.
Фразу «я твой должник по гроб жизни» он произнес к тому моменту еще трижды. Персонал «А1» был разогнан по домам. Над городом сгущалась
