— Ты сама выбираешь свою судьбу и свой дом. Да будет с тобой мое благословение, — произнес призрак, медленно тая в воздухе.
— Что она имела в виду? — спросил Эльвин удивленно.
— Это неважно… — тихо ответила Маша. На сердце у нее была тихая грусть — горькая и щемящая, словно прощальная мелодия.
— Эй, кто там! И что вы здесь делаете?! — послышался резкий голос, и позади них вспыхнул свет.
Глава 12 Исповедь отца Давида
— Вот ведь не повезло! — пробурчал Эльвин, доставая из-за пояса нож. — Но ничего, я с ним справлюсь!
Маша подумала, что священнику вовсе не обязательно подходить к ним близко: достаточно, злодейски расхохотавшись, запереть в склепе и выждать, пока они погибнут от недостатка воды и пищи, а то и от нехватки воздуха.
Но у отца Давида, видимо, были другие планы. Потому что он приблизился к ребятам, вглядываясь в своих нечаянных гостей.
— Миледи Мария?! — проговорил он, наконец разглядев Машу. — Ну что же, я знал, что рано или поздно вы придете, чтобы спросить с меня за все…
— Да! — Маша снова почувствовала приступ вдохновения. — Я пришла, чтобы обвинить вас в предательстве и пособничестве аббату. Этот человек…
Священник усмехнулся.
— Он не человек! Он сам дьявол! Посланец Князя тьмы! — резко бросил отец Давид. — Ну что же, хвала Господу, наконец пришел день расплаты! Как же я боялся его наступления! Сколько ночей не спал! Мой страх сожрал меня без остатка. Не осталось ничего! Ни капли! — Он оглядел Машу и Эльвина безумными, наполненными болью глазами. — Ну что же, ступайте за мной. У вас есть право выслушать мою исповедь. О Господи, неужели я наконец освобожусь от этой ноши?!
Парень и девушка переглянулись, меж тем отец Давид, больше не глядя на них и не беспокоясь, следуют ли они за ним, развернулся и направился к выходу из склепа, неся в высоко поднятой руке факел. Они молча миновали коридор, поднялись по узкой лестнице и вошли в небольшую комнатку, примыкающую к церковному помещению.
Отец Давид укрепил факел на стене, Эльвин воткнул свой с другой стороны двери, так что теперь комната оказалась освещена достаточно, чтобы разглядеть ее во всех подробностях. Обстановка помещения была скудной: неотделанные каменные стены, старая, истоптанная солома на полу, деревянная лавка, несколько сундуков и, наконец, большой стол, занимающий почти все пространство. На столе стояла чернильница, из которой торчало грязное общипанное перо, лежало несколько книг — очень больших, чуть не в половину Машиного роста. Одна из них оказалась раскрыта, и девушка увидела, что текст на странной желтоватой бумаге написан вручную, с красными заглавными буквицами, украшенными виньетками. Половину страницы занимала иллюстрация, изображающая человеческое тело и внутренние органы. Подписи к картинке были сделаны на неизвестном Маше языке.
— Это латынь, — сказал Эльвин, проследив направление Машиного взгляда. — И я вижу здесь все основания, для того чтобы отца Давида немедленно схватили и повесили на площади.
Священник закрыл лицо руками, тяжело опустился на лавку и вдруг захохотал хриплым каркающим смехом. Маша испугалась, подумав, что он окончательно обезумел.
Наконец, просмеявшись, отец Давид отнял от лица руки и поднял голову. Еще не старый, он казался ужасно уставшим и измученным. Под лихорадочно блестящими глазами пролегли густые тени, лоб избороздили ранние морщины, а уголки губ были скорбно опущены. Заметно, что жизнь священника не была легкой.
— Повесить, говоришь?! — переспросил он. — Это стало бы для меня облегчением! Вы не знаете, как тяжело жить, постоянно ожидая расплаты! Постепенно даже кара начинает казаться благодеянием — лишь бы мучительное боязливое ожидание когда-нибудь закончилось!
— Я понимаю, вы — врач от Бога! — вмешалась Маша. Что-то вроде анатомического атласа (за такое сжигали!) на столе отца Давида окончательно утвердило ее в былых подозрениях.
— От Бога? — переспросил священник, сжимая и разжимая пальцы. — А что, если от дьявола?.. Он явился по мою душу. Посланец Сатаны знал обо мне все, каждую мою мысль, каждое деяние. Он предложил мне страшный выбор. Вернее, тогда мне казалось, что тут нет выбора: на одной чаше весов лежала моя гибель и низвержение грешной души в ад, на другой — еще пять-десять, сколько удастся, лет, когда я мог бы продолжать свою работу, вести исследования, лучше узнавать болезни и пытаться найти против них лекарство… В те дни мне казалось, что выбор очевиден. И еще. Я испугался его. Разве можно находиться рядом с дьяволом и не испугаться?! И я боялся. Он искушал меня. «Оставь церковь, — говорил он, — разве в ней твоя религия? Твоя религия в познании». Я знал, что точно такие же слова говорил Сатана, искушая яблоком с Древа познания нашу праматерь Еву. И я сдался. Я сделал все, что он от меня требовал…
