— У-у-у! — взвыл он, дуя на ошпаренную левую руку.
Мама молчала.
— Сейчас я все объясню, — пообещала я и, выглянув за дверь, чтобы еще раз убедиться, что поблизости никого нет, плотно закрыла ее. — Саша вовсе не сумасшедший. Вернее, все как раз наоборот, — начала я с самого главного и, добившись внимания слушателей, продолжила: — Не перебивайте меня. Это кажется совершенно нелепым, но жители этого города — сумасшедшие. Они поклоняются странной богине и, кажется, хотят принести ей нас в жертву.
— Только тебя, — буркнул Сашка.
— Какая чушь! — мама от возмущения даже всплеснула руками. — Это вы так играете, ведь правда?
— Мы не играем, — резко ответила я. Убедить маму показалось мне действительно очень важным. Взрослые на самом деле очень не любят слышать правду и часто прячутся за пустыми, ничего не значащими словами, делая вид, будто все, что происходит вокруг, — всего лишь игра, фантазия, выдумка.
— И я не сумасшедший, — тут же добавил Сашка. — Моя бабушка — хранительница рода, который живет здесь. И на самом деле мы уже, кажется, несколько сотен лет не приносили человеческие жертвы. Но теперь, когда все ухудшилось, она решила, будто богиня отвернулась от нас и надо умилостивить ее так, как это делали прежде.
— Разве вы не обращали внимание, какие все здесь странные?! А эта липкая сахарная любезность?! Видно же, что она не настоящая! — я горячилась, понимая, как невероятно звучат слова Сашки. Главное — убедить моих родителей хотя бы посмотреть на ту пещеру!
— Ну да, они и вправду странноваты… — неуверенно начала мама.
— Вот! — перебила я ее. — А еще ты заметила, что у них почти нет детей, а какие есть — все тю-тю, с приветом!.. Кроме Сашки, конечно, — поспешно добавила я, заметив его взгляд, искоса брошенный на меня.
— Но этого недостаточно, чтобы обвинять людей черт знает в чем! — воскликнула мама.
Папа все дул на обожженные пальцы и смотрел на нас скептически.
— Я… то есть он, — для убедительности я ткнула пальцем в сторону Сашки, — может доказать свои слова. У них есть пещера, где стоит их идол!
Мама с папой переглянулись.
— Знаешь, дорогой, а я им почти верю. И вправду все вокруг какие-то приторные, лживые. А еще сегодня ночью я слышала странную песню…
Папа хмыкнул.
— Песню?! — оживилась я. — Да! Я тоже слышала. Необычная такая мелодия, то нарастала, то почти совсем исчезала…
— Точно, — мама вздрогнула, — было в ней что-то такое… чужое… мерзкое…
Папа перестал дуть на руку и вопросительно взглянул на маму:
— Ну знаешь ли, дорогая, я ничего не слышал.
— Еще бы. Ты так храпел, что это вовсе не удивительно, — отрезала она. — И вообще. Ира — наша дочь, мы должны доверять ей.
Я едва могла поверить собственным ушам. Почаще бы так!
— Хорошо, — сдался папа, — что может быть полезней утренней прогулки, раз уж вы так хотите на нее отправиться.
Ура! Мы с Сашкой обменялись быстрыми взглядами. Полдела сделано.
— Только мы пойдем не через калитку. Чтобы Нинель Ивановна нас не увидела. Хорошо? — уточнила я.
Родители неохотно кивнули, и мы двинулись в путь.
— Саша, а ты учишься? — спросила мама, пока мы шли за ним какими-то окольными тропами.
— Нет.
Мама с папой многозначительно переглянулись.
— Сейчас каникулы, — флегматично пояснил белобрысый, и я, не удержавшись, хихикнула, за что тут же получила укоризненный мамин взгляд.
— А вообще, — продолжил Сашка, — конечно, да. Всех тех, кто учится в школе, дядя Эдик отвозит и забирает на своей «Газели». У него дела в соседнем городе.
— И как ты учишься? — не отставала с расспросами мама.
— Нормально, — пожал загорелыми плечами мальчик. — А вы так спрашиваете, словно сами собираетесь меня в жертву принести.
— А при чем здесь жертва? — удивилась мама.
— Как это «при чем»: абы кого в жертву богам не приносят, — авторитетно пояснил он. — Нужно, чтобы у жертвы не было душевных и физических изъянов. Например, если двоечник, сразу можно подумать, не дебил ли…
— Постойте! — Я замерла, пораженная внезапной мыслью. — Так Нинель Ивановна меня о школе и здоровье не просто так спрашивала?..
— Глупости, — отмахнулась мама, — все взрослые спрашивают детей о школе и о здоровье.
Саша опять пожал плечами и взглянул на маму, признавая за ней главенство над нашей маленькой экспедицией:
