Когда привратник вышел за пределы оконной рамы, фонарь погас.
– Что она тебе обещала?
– Что отца снимут с колеса. Колесо продолжит катиться, но это уже будет не отец.
– А кто?
– Анимация. Отца отпустят, разложат на биты. Уходи, прошу.
– Она врет, – сказал Тезей. – Она играет с тобой.
– Это неважно. Если есть хотя бы один шанс из миллиона…
Тезей подергал дверь. Дверь была открыта.
– Вы действительно можете это сделать? – спросил он у Персефоны. – Освободить его отца от наказания?
Женщина улыбнулась:
– Не ваше дело.
– Это не насилие. Если вы купили его за свободу отца, это не насилие, а сделка.
– Ошибаетесь, – Персефона прижала голову Пирифоя к своей груди. – Это насилие. Это худший из видов насилия. Или лучший, я еще не решила. Уходите, пока можете.
В парке шел дождь.
Проводник опаздывал. Не рискуя задерживаться в «Элизиуме», Тезей побрел наугад, рассчитывая выйти к воротам. Ждет ли там лимузин? Всю дорогу его преследовали слуховые галлюцинации. Во мгле мелькали смазанные тени. Сто раз пройди по переулку, думал Тезей. Изучи все выбоины мостовой и скудное меню углового кафе. И вдруг мир щёлкнет пальцами, дополнив реальность еще парой измерений: стохастическими прорывами феноменов цифрала и твоим собственным безумием. Капли стучали по листьям, парк сгущался, редел, опять сгущался, дорожки стали асфальтированными, в отдалении замаячили дома, послышался шум машин, и когда Тезей выбрался к воротам, то даже не удивился их новому облику.
Перед ним был вход в фитнес-клуб «Амазонки».
4
Ипполита
– Вон отсюда!
– Антиопа, послушай…
– Вон! Чтобы я тебя здесь больше не видела!
– У меня, в конце концов, абонемент. До конца месяца…
– Подотрись своим абонементом!
Ругаются, со злорадством подумала Ипполита. Все, конец пижону. Был да сплыл, больше не увидим. Скандал пижона с мамочкой – так амазонки за глаза звали Тезея с Антиопой – скрашивал Ипполите печальную судьбу уборщицы. Нанять профессионального клинера – лишние расходы, а зал и так едва сводил концы с концами. Сегодня уборка зала была за Ипполитой, а если Ипполита и ненавидела что-то лютой ненавистью, так это наведение чистоты.
Да, еще пижон. Пижона она ненавидела больше.
Присев на корточки у беговой дорожки, Ипполита выгребла из-под нее пыль: серую, недельной давности. Влажная губка заскользила по полотну, убирая следы от капель пота и напитков. Распылитель с дезинфицирующим раствором ждал своей очереди. По мнению Ипполиты – и вопреки инструкции – дорожка не заслуживала такого тщательного обслуживания, но здесь располагался первый ряд партера, откуда супер-шоу «Ссора влюбленных» было как на ладони, а значит, здесь имело смысл задержаться.
– Антиопа, я все объясню…
– Стерве своей объясняй! Прокурорше!
– Ну что за ерунда…
– Отваливай!
Рабочий день закончился. Вообще-то Ипполите следовало бы начать с санузлов и душевой – к обработке инвентаря приступали в последнюю очередь – но в душевой мылись девочки. Ждать без дела? Мамочка выгонит, как пить дать, а разъяренная мамочка еще и наподдаст, не побрезгует. Ипполита не возражала бы насчет того, чтобы мамочка ей наподдала, но только наедине, в уютной, располагающей к интиму обстановке. Своим появлением в зале пижон сорвал далекоидущие Ипполитины планы, и пропустить изгнание пижона из тренажерного рая – о, на это Ипполита не согласилась бы даже за титул «Госпожа Олимпия».
Начнем с инвентаря, а там как карта ляжет. Уборщица для мамочки – мебель, авось, не заметит.
– Антиопа, я был занят.
– Козел!
– Ну честно, я был очень занят…
