– Как всегда?
Бармена приметил бы не всякий. Лысая макушка пигмея едва возвышалась над потертой, но чистой стойкой. В бело-голубой пыльце, сыпавшейся из люминесцентной трубки, исцарапанный пластик выглядел хирургически стерильным. Бармен был копией сатира с вывески, только без рогов. Звали бармена Силеном, а было это имя или прозвище, Тезей не знал.
Не все ли равно?
– Спасибо, Силен.
Он взобрался на высокий табурет. Любимое место: сидишь, царь горы, у всех на виду, ни от кого не прячешься – и потому никто не обращает на тебя внимания. А еще – он это выяснил при первом же посещении бара – здесь находился акустический фокус помещения. При желании, если уметь отсекать посторонние шумы, можно услышать любой разговор.
Что-что, а отсекать Тезей умел.
Плащ он снимать не стал, только расстегнул. Шляпа вспорхнула птицей и опустилась на антикварную вешалку: мореный дуб, крайний крючок обломан. За это время Силен успел поставить перед ним высокий стакан: грубая керамика, шершавая и теплая на ощупь. Из стакана тянуло пряной горечью осени. Фирменная Силенова отрава: анисовый узо со специями, кофейный ликер, сок грейпфрута. Что-то еще. У каждого бармена есть свои секреты. Тезей пригубил осень и неосознанным, с детства привычным жестом отбросил назад прядь волос. Прядь вернулась – с упрямством, заслуживающим лучшего применения, она норовила попробовать коктейль. По правде говоря, Тезей давно состриг бы своевольную алкоголичку, если бы не знал, как быстро, а главное, как болезненно отрастают волосы на этом месте. У каждого свои секреты, не только у барменов. Вздохнув, он повязал бандану из тонкой тисненой кожи, которую всегда носил с собой. Убранная с лица прядь, бандана вместо шляпы, лицо наполовину скрыто стаканом – четверо из пяти знакомых прошли бы мимо, равнодушно скользнув по Тезею взглядом и не узнав.
Впрочем, он и не прятался.
Хриплый баритон тек из недр музыкального автомата, бродил по бару, слоистыми волнами дыма омывал посетителей. В застарелый запах крепчайшего киликийского «Адьямана» вплетались сладковатые, чуть терпкие нотки марихуаны. Казалось, кто-то в углу жжет разлохмаченный конец веревки. К тем, кто подмешивал в табак для самокруток толику каннабиса, в баре относились с пониманием: проблем такие клиенты не создавали. Но травкой здешние вольности и ограничивались: «солевиков» или «белоснежек» вышвыривали на улицу без лишних разговоров.
– …отбил свои, и еще сверху…
– …новичок заявился. Говорят, ногастый.
– Завтра гляну, что да как…
– …сходи к Прокрусту, говорю. Проверься…
– …а она?
– …покочевряжилась да сходила. Бесплатно ж!
– Залетела?
– Отбой тревоги, говорит. Пустая…
– …нет, завтра не могу. Халтурку нашел…
Гул бара он фильтровал рефлекторно – вычленял отдельные фразы, подолгу не задерживаясь ни на одной, и слух Тезея скользил дальше бесплотной тенью. Три месяца, и ничего. Дохлый номер, дед ошибся…
Хриплый вопль входной двери. Шепот, нет, заполошная трескотня кораллов. Тощий мозгляк прошмыгнул мимо, сунулся к Силену. Острый нос, губы трубочкой, глазки бегают. Крыса и есть крыса. Влазис, припомнил Тезей имя крысы. Наведывается время от времени, сплетни в зубах носит.
– Привет, Си! Пива!
Пиво у Силена тоже было фирменное. Тезей однажды попробовал из интереса – и больше пива не заказывал. Бармен отметил, но не обиделся. Он вообще был не из обидчивых.
Схватив кружку, увенчанную шапкой пены, Влазис полоснул взглядом, словно бритвой, по бару, кого-то заприметил и удрал в дальний угол. Багровая паутина на стене потрескивала, мигала, выхватывала из тьмы троицу завсегдатаев, оккупировавших круглый стол, и вновь погружала угол во мрак. Не ожидая сенсаций, Тезей на всякий случай срисовал лысеющего бородача (мясистый нос картошкой, серьга в ухе) и двух субтильных парней (патлы, фенечки, куртки из дешевого кожвинила).
Влазис плюхнулся на стул напротив бородача, без спроса выхватил самокрутку из открытой коробки – и, понизив голос, забурчал, забормотал, брызжа слюной. Фокусник, он ухитрялся все делать одновременно: курить, говорить и хлебать пиво. Тезей сосредоточился: мешал треск неоновой паутины. Да и имя свое крыса оправдывала с лихвой: Влазис, «плохая дикция».
– …весь табун!
– Так уж и весь?
– Ага! В клочья! Были «Лизимахи», и нету…
