– Обкурился, Влаз? – с насмешкой рокотнул бородач.
– Я? Обкурился?! – крысюк яростно затянулся чужой самокруткой, выпустил густой клуб дыма. – Да ты бы обделался, если б такое увидел!
– А ты, значит, крутой? Ты не обделался?
– Чуть не обделался, – признал Влазис. Утробно булькая, он с жадностью припал к кружке с пивом. – Чуть не считается!
– И не сбежал?
– Я? Сбежал?! И сбежал бы, да ноги отнялись!
Ухмылка сползла с лица бородача:
– Рассказывай. Где, когда?
– Сейчас, дурила! Перекресток у Козьего въезда знаешь?
– Ну?
– «Лизимахи» тёлку отловили. Ты ж в курсах, они телок голышом катают? Начали обдирать, гогочут…
Песня закончилась. Словно пробудясь от дремоты, музыкальный автомат изверг из себя пронзительный диссонансный аккорд, за ним второй. Автомат быстро входил во вкус: сиртаки в синт-хоп-обработке, хит сезона. Теперь рассказ крысы Тезей мог ловить лишь урывками. Мог, но не очень-то хотел. Он уже знал, о чем поведает крыса городу и миру. Надо же, свидетель! Где только и прятался…
– …а этот: «Пусти ее!» Ну, думаю…
– Думаешь? Ты?!
– …байк – хрясть! «Лизимахи» ваще охренели…
– …а ты?
– Я и сам охренел!..
Клокочет, булькает, льется в глотку пиво. Почему-то бульканье слышно прекрасно, никакой сиртаки его не берет. Зато человеческую речь глушат взвизги недорезанной гитары.
– …свалил он. Я тоже валить собрался…
К стойке вразвалочку подошел небритый гигант. Парусиновая блуза навыпуск, поверх штанов из того же материала: небритый походил на парусник в шторм. Волосатая ручища легла на стойку, открыв наколку на запястье – якорь, обвитый морским змеем.
– Еще рецины, – угрожающим тоном объявил парусник.
Забрав полулитровую медную кружку со «смоляным», заранее охлажденным вином, он утопал обратно в дым, слился с тенями.
– …в клочья?
– Кости – хрясть! хрясть! «Лизимахи» орут…
– …девка?
– Ну!
– Одна?!
– Ну!
– Всех?!!
Тезей вздрогнул. Свидетель или врал напропалую, или у хорошо известной Тезею истории объявился неожиданный, откровенно фантастический финал. Жаль, у самого тонкого слуха есть предел. Кашель: кто-то поперхнулся пойлом, а может, табачным дымом. Грохот: кто-то отодвинул тяжелый стул. Звякнула бутыль о край стакана. Победно взвихрился финал ненавистного сиртаки…
– …и давай его пользовать!
– Она? Его?!
– Ага! Как заведенная…
– Баба?! Мужика?!
– Я смотрю: пацан в отрубе, или кони двинул. А она слезла со штыря, два шага сделала и брык – легла пластом. Тут эти и подъехали…
Пауза длилась. Автомат, сжалившись, не спешил врубить новый трек.
– Синяки?
– Кто ж ещё?
Лихой пассаж саксофона заглушил дальнейшие слова Влазиса. Тезей еле сдержался, чтоб не выругаться. Болтовня Влазиса – неужели это начало? То, ради чего он здесь?!
– …загрузили в фургон и чики-пуки, укатили. Тут слышу: сирены. Подмогу вызвали или криминалистов. Ну, я и отмер – попустило! Хорошо, думаю, меня не срисовали. Отвалил за гаражи, чтоб не светиться…
– Синяки, – эхом отозвался Силен.
