Да, вопросами (особенно во время прогулки) она одолевает нас, не давая передышки.
— Кто в этом доме живет? А тетя Ляля здесь живет? А где? А где улица Восстания? А здесь кто живет? Девочка? А как ее зовут? А почему улица Ленина? Ленин здесь жил?..
Когда выходили с почты, подкатила нарядная машина с красными крестиками на флажке и на фонарике-кокарде. Узнав, что это “скорая помощь”, Машка напала на меня с новой серией вопросов.
— Зачем она приехала, “помощь”? А где больной? А что он делает? А где доктора?
Ждали, что вынесут или выведут больного, и— не дождались.
Мимо Сытного рынка прошли на Кронверкский, к театру Ленинского комсомола.
Широкоплечие великаны разгружали грузовую машину. Снимали какие-то ящики, из щелей которых торчала мелкая белая стружка.
Ящики эти скатывали по доске в подвальное окошко. В подвале горела электрическая лампочка. Машка туда заглянула и увидела, что там работает какая-то женщина. Новый вопрос:
— Как тетя выйдет?
Объясняю, что где-нибудь есть дверь.
— А где дверь?
На счастье, внимание Машки отвлекла новая сенсация: зоологический магазин. Говорю:
— Помнишь, мы ходили сюда и я хотел тебе купить живую мышку?
Нет, не помнит. Но просит исправить упущение и купить эту мышку сейчас.
— Магазин, Машенька, уже закрыт.
— Я— мама. Нет, не закрыт еще, пойдем!
Я поднял ее и показал, что в магазине уже и касса не работает. Заодно Машка увидела маленьких попугайчиков в клетке и еще кого-то.
Всю дальнейшую дорогу умоляла:
— Купи мишку! Купи мишек! Алеша, купи!.. Папа! Купи!
Даже папой стала называть. Соображает, что у Алеши-то, может быть, и денег нет и вообще он по возрасту не правомочен покупать что-либо, а тем более— зверей, а папа— тот всемогущий, тот все может.
— Папа, купи мне мишку!
Я думал— мишку, медведя. И объяснил, что мишек здесь не продают, да и не очень это удобно— держать дома живого медведя.
Наконец выяснилось, что Машка так (то есть на французско-грузинский манер) произносит слово “мышь”.
— Купи мишку.
— Хорошо. Может быть, куплю. Но надо у мамы разрешение спросить. Может быть, она не позволит.
— Позволит!
— Нет, Маша, мы не можем мышей дома держать.
— Зачем не можем?
(С этим “зачем” я бьюсь уже не первый день. Это— от бабушки и от тети Минзамал.)
— Не “зачем”, а “почему”.
— Почему не можем? Можем!
— А ты забыла, что у нас— кот.
— Что кот?
— Кот мышей съест.
— А мы клеточку, домик такой сделаем. Замочек повесим.
— А кормить ты мышку будешь?
— Буду. Да.
— А чем?
— Хлеб буду давать.
— А еще что?
— Крупу.
Она вся, до самых глубин сердца, захвачена этой идеей. Идем парком Ленина, а она— все о мышах.
— Купишь? Алеша, купишь?
— А почем они— мыши?
— По три рубля.
— Дорого!
— Ну, тогда купи по девять копеек.
— Вот это,— говорю, можно. Это меня устраивает. Подумаем...
* * *
Видели, как папа и сын вывели на прогулку маленького, двухмесячного вероятно, щенка-овчара, учили его приносить палку (“Апорт!”— кричали) и прочей премудрости. К стыду моему, Машка боялась этого крохотного цуцика.
А когда в парке появился человек с двумя гончими на поводке, она и совсем растерялась.
— Пойдем!.. Папа, пойдем!..
Маленькая была— собак не боялась. Впрочем, это естественно. Маленькие не боятся от неведения. А в этом возрасте страху помогают фантазия, воображение... Задача взрослого, воспитателя— направить это воображение правильно, то есть чтобы думала: “Вот какая славная, добрая собака” и: “Вот какая я храбрая”...
2.10.59.
Вечером вчера были гости: тетя Ляля, тетя Катя Пластинина и, самое главное,— тетя Нина Колышкина со своим внуком Мишей.
Правда, этот гость кроме радости доставил Маше немало хлопот. На приветливое “здравствуй” и протянутую руку этот мрачный высокомерный господин никак не ответил, рука Машина повисла в воздухе. Не пожелал он вступить в беседу и с нашим братом, взрослыми.
А Маша... Маша показала себя во всем своем репертуаре. Весь вечер она вела себя чинно и благородно. За столом сидит как большая, говорит слегка в нос, у зеркала, как большая, поправляет свои крысиные косички. Покровительственно, как взрослая, обращается к Мише (который лишь на полгода моложе ее):
— Скажи спасибо. Дай ручку. Сядь вот сюда.
Но время берет свое. Пора спать. Нервы у девчонки устали. И вот на глазах у почтеннейшей публики— и у ошеломленного Миши тоже— Машка закатывает дикий рев. Ей не дали варенья, и она, рыдая, просит:
— Одну ягодку! А-а-а-а! Одну ягодку! Одну только ягодку! Одну ягодку дайте!..
* * *
Сегодня много думал об этом Ниночкином Мише и о Машке. О воспитанности. Об этикете. О так называемых хороших манерах.
Нужны ли они? Не глупости ли это, не предрассудок ли, как считают многие?
Думаю, что не глупости и не предрассудок.
Вспомнил сейчас историю этого вопроса в нашей семье. Отец рос в среде демократической и патриархальной, где от ребенка требовали истовости и чинности (особый вид хороших манер), но совершенно не знали всех этих ухищрений “хорошего тона”. Не представляю себе, как у отца обстояло с этим в Елисаветградском юнкерском, заведении довольно аристократическом. По-видимому, таких, как он, было там немало. Отец рассказывал, что перед самым выпуском стало известно, что на церемонию производства в училище прибудет Николай II. И вот из Петербурга был срочно выписан француз-гувернер, который в течение двух недель с утра до ночи “жучил” и “натаскивал” будущих офицеров.
Можно было ожидать, что такое форсированное насилие вызовет отпор, на всю жизнь породит неприязнь и даже отвращение. Получилось наоборот. Отец на всю свою короткую жизнь зарядился, пропитался этими хорошими манерами и требовал, чтобы и мы их соблюдали.
Нас учили:
сидеть за столом прямо;
не ставить на стол локти;
не чавкать;
держать правильно ложку, вилку и нож;
здороваясь со взрослым, не протягивать первым руку;
не размахивать вилкой;
не перебивать взрослых;
не держать руки в карманах;
не есть с ножа...
Таких правил очень много, и у каждого из них есть свой резон. За каждым стоят или требования гигиены, или эстетики, или просто удобства. (И притом не только твоего собственного удобства, но и удобства ближнего.) Этими правилами и я пропитался, многие из них не растерял даже в годы своего бездомного детства, в годы скитаний и беспризорничества...
Вот и Машку мы тоже учим и жучим. Кое-что “критически отметаем”, но основное берем, так сказать, на вооружение.
* * *
У нас часто вспоминают чеховские слова о том, что в человеке все должно быть красиво: и мысли, и костюм, и то-то, и то-то...
Не помню, говорил ли Чехов о манерах, о красоте внешнего поведения человека. Но если мы обращаем внимание на словарь, на фразеологию человека,
