Опять кусает ногти. Как я заметил,— с Нового года. Вероятно, воздержание ее до Нового года объяснялось тем, что боялась Деда Мороза: не принесет подарков. А тут, когда подарки получены, можно вернуться к этому увлекательному занятию...
Надо бороться с этой пагубной страстью. Но как? Вот на какие вещи приходится тратить время и силы! А надо. Говорю это с убеждением, так как хорошо помню свои обкусанные ногти.
* * *
После елки была какая-то не похожая на себя. И опять я уловил чужие интонации. И опять угадал: Леночка Журба.
Девочкам это в очень большой мере свойственно: подражать подругам, старшим по возрасту. Та же Леночка тоже кому-нибудь подражает, вероятно. А та, кому она подражает, подражает, в свою очередь, еще кому-нибудь...
Вот и получается, что человек действительно произошел от обезьяны.
7.1.60.
Мама занята, готовится к отъезду: 11-го мы с ней должны быть в Малеевке, в санатории.
Мама испытывает Машку, спрашивает: будет ли она скучать без нас?
Машка не понимает— да, до сих пор не понимает,— что такое месяц и что такое разлука на месяц. Ее интересует, привезем ли мы ей из “Малевки” подарки.
— Скучать обо мне будешь?— спрашивает мама.
— Буду.
— А о папе?
Подумала и сказала:
— Буду скучать вместе.
9.1.60.
Мама сказала, что мы будем жить в лесу. Дом творчества, куда мы едем, действительно стоит в лесу. А в лесу, как известно,— волки.
Машка этим очень встревожена. Дает мне совет:
— Вы домик постройте. И спрячьтесь. И заключите себя.
* * *
Ходит по комнате, ищет что-то, держится за щеку.
— Ты что держишься за щеку? У тебя что— зуб болит?
— Да.
— Покажи.
— Нет, нет, не болит!
— А почему же ты за это место держишься?
— Я просто огорчаюсь, что ваты нет.
(Вата нужна для игры.)
* * *
Собираемся в путь. Машка понимает, что мы уезжаем, но как-то не прочувствовала этого. А нам очень хочется, чтобы прочувствовала. Мама ее разжигает:
— Скучать будешь? Проснешься ночью: “Мама!” А мамы и нет.
Я маму осуждаю, а сам тоже интересуюсь: будет ли дочка скучать без нас? И даже, по совести говоря, хочу, чтобы скучала.
8.2.60.
Вчера папа с мамой вернулись из своей Малеевки. Целый долгий месяц скучали без Машки. Звонить по телефону было трудно. Но почти ежедневно получали письма от бабушки и от тетя Ляли. Писали нам, что Маша здорова, ведет себя хорошо и о папе с мамой не вспоминает. Думали нас, вероятно, этим порадовать, успокоить.
Встретила нас Машка молча, стояла в конце коридора (ближе, к входной двери, бабушка подходить не разрешила). Была радостно смущена. Выросла, побледнела, огрубела как-то. Говорит хриплым голосом и с заметным восточным акцентом. Весь день и вечер был с нею.
Москвичи прислали Машке много книг— Вера Васильевна Смирнова, К.И.Чуковский, С.Я.Маршак... Разглядывали эти книжки. Машка читала на память стихи, которым ее научила бабушка.
С бабушкой Машка за этот месяц подружилась, полюбила ее. А бабушка стала с ней построже, потребовательнее...
9.2.60.
Вечером в день нашего приезда ее уложили спать. Она долго не засыпает, вертится, поднимает над подушкой голову.
— Мама где? Мама скоро?
— Спи, спи,— говорит бабушка.— Мама скоро придет.
Опять поднимает голову.
— Ты что там?— спрашивает бабушка.
— Я просто хочу посмотреть, как она ляжет.
Соскучилась по маме. И боится, как бы опять мы не уехали в свою противную Малеевку.
10.2.60.
Вторую половину дня вчера провела у меня и со мной: бабушка и мама ездили в Кировский театр, смотрели какие-то хореографические миниатюры.
Машка этим заинтересовалась. Все спрашивает: как танцуют балерины? Мама и я пробовали показывать. Маша пробовала нам подражать. Что получилось— можно себе представить.
* * *
Читает маршаковскую “Сказку о глупом мышонке”. Грустный конец, как всегда, ее не устраивает. Вместо:
она всякий раз скороговоркой, с победоносным видом читает:
11.2.60.
Только теперь, осмотревшись, замечаю, что Машка за месяц очень изменилась. Имею в виду не только ее развитие, а и то, что она стала гораздо спокойнее, дисциплинированнее. Капризов, хныканья, упрямства почти не замечаем.
А боялись, что бабушка избалует девочку! И сама бабушка, по ее словам, этого боялась.
В чем же дело? Думаю, что очень много значит ровная, спокойная атмосфера. И еще одно: единоначалие.
14.2.60.
Днем вчера не спала. Ждала вечера, когда я обещал ей “сшить маленькую тетрадочку и научить читать и писать буквы”.
Очень ждала. Но урок этот не состоялся: папе некогда было.
Насчет букв и учения я, конечно, не серьезно. Пока только аппетит надо у девчонки разбудить. А учиться читать— рано.
Впрочем, мне, кажется, было как раз четыре года, когда я пришел к отцу, подал ему медную трехкопеечную монетку и сказал:
— Папаша, купите мне буквы...
Но об этом я писал в своей автобиографической повести. И не обо мне сейчас речь.
* * *
Вчера на кухне:
— Бабушка, смотри— чашки в очереди стоят!..
Чайные чашки действительно стояли на столе гуськом.
16.2.60.
...Засыпалось Маше плохо. Настроение было самое паршивое: бабушка, мама и папа ушли в цирк и оставили ее на попечение тети Минзамал.
Папе, сказать по правде, стыдно было сидеть в цирке. Понимаю, что Машка еще мала, чтобы смотреть всю программу: поздно, да и не осилить трехчасового представления трехлетнему ребенку! И все-таки стыдно. Тем более что кое-что Машка могла бы с интересом и пользой или себя посмотреть. Например— львы на лошадях! Или манипуляторы. Женщина на глазах у публики— и незаметно для публики— трижды меняла платье: черное, белое, красное... А клоуны! А воздушные гимнасты!
Впрочем, все было бы Маше интересно. Только слишком много всего.
* * *
Бабушка ходит грустная, плачет. И мы тоже горюем. Одна только Машка ничего не понимает. Да ей горевать и некогда. День у нее насыщен— заботами, открытиями, радостями и волнениями минуты. А кроме того— всегда у нее впереди хорошее! Да, уезжает бабушка, но зато папа обещал сделать бусы из зеленой и лиловой конфетной бумаги. Обещал почитать смирновских “Девочек”. Обещал позвать, когда будет устанавливать книги...
Провожали бабушку мама, тетя Ляля и папа.
Утром Машка пришла меня будить и сразу же объявила, как о главной сенсации:
— Ты знаешь? Бабушка уехала!!!
