насмешек, не придумал.
Насмешки хороши, полезны— до поры до времени и в меру. А перегнешь палку— и можешь утвердить ребенка в том мнении, что он действительно личность неполноценная, неисправимый трус.
* * *
Очень меня огорчает (по-настоящему переживаю это событие) исчезновение девочки Тани. Смотрю на этот факт глазами Машки, и мне очень больно: почему вдруг она перестала ходить? Не понравилось? Большая уж, чтобы играть с четырехлетком? Родители запретили? Как ни поверни— обидно.
Думаю, что и Маша обижена, оскорблена, хотя анализировать и находить мотивы она, конечно, с такой дотошностью не может.
2.8.60.
Вчера вечером ходили втроем к тете Нине, у которой мама покупает картошку. Живет эта тетя Нина далеко— за Лангиной горой.
Идем и вдруг— неожиданная встреча. Две девочки. Одна из них— соседская Таня, коварная Таня, изменившая Машке ради очень милой особы своего возраста.
Машка смотрела на Таню и на свою “соперницу”, и я сердцем чувствовал, как она, не понимая, переживает измену.
Слабым вознаграждением за эти переживания был подарок, полученный Машкой от сына тети Нины, тринадцатилетнего парня, ремесленника. Это— сплетенный (и очень ловко, художественно сплетенный) из травы “петух-курица”— головной убор, напоминающий не то шапку Мономаха, не то убор вождя индейского племени.
Обратно одну остановку ехали автобусом.
* * *
На днях услышала поздно вечером гудок паровоза.
— Ой! Поезд?! Почему он не спит?
— Поезда не спят, Маша.
— Как не спят? Ты же говорил в Ленинграде, что трамваи в парке Ленина спят.
Не сразу понял, что она спутала трамвайный парк с парком Ленина.
— А как они спят? Рубашечки надевают? Или совсем раздеваются?
* * *
Вечером вчера событие: в гости к Маше пришли две девочки: уже известная нам соседская Таня и другая офицерская дочка— Оля. Обеим по семи лет, но они охотно играли с Машей. Может быть, тут помогало и то, что в роли связующего звена, в роли “коверного”, выступал я. Играли в магазин, по очереди исполняли роль продавца, а остальные стояли в очереди и ждали открытия магазина. Потом покупали рыбу, мясо, картофель, лимонад, конфеты, капусту и прочее и прочее.
На четвертое эти девочки и некоторые другие, а также один мальчик— Саша с Малой Посадской— приглашены к Маше в гости.
Одна из девочек, перед тем как уйти, сказала Элико:
— Я не знаю, что Маше подарить. Хотела цветов ей в нашем саду нарвать, а она говорит: мне цветов не надо.
Мама стала стыдить Машку:
— Ах, Машенька, как это нехорошо! Разве так говорят? В таких случаях надо сказать: “Да что вы! Мне ничего не надо, приходите так”.
Я сказал маме, что это— урок лицемерия.
Но Маша этим советом все равно не воспользовалась. Она, говорят, вспыхнула, потом подумала немножко и говорит:
— Хорошо. Принесите мне цветов. Фиалки и тюльпаны.
А ведь завтра нашей дочери исполняется четыре года!..
ТЕТРАДЬ ВОСЬМАЯ
4.8.60.
Проснулась около восьми часов утра. На дворе было прохладно, даже холодно, но откуда-то из-за ближнего леса уже выглядывало солнце. Папа через окошко поздравил Машу, предложил ей делать гимнастику. Машка вышла, позевывая, в соседнюю комнату и— глаза вытаращила: на трех раскладушках спят три лохматые тети (тетя Ляля, тетя Ира и тетя Нина Колышкина), а в придачу к ним на полу развалился наш старый друг Синдбад.
Гимнастикой занимались недолго. Ходили с гостями к роднику, умывались там, принесли воды для чая.
Маша была свидетелем малоприятного происшествия: видела, как Синдбад подрался с овчаркой нашей молочницы.
Вообще этот гость многим доставляет неприятности. Еще ночью наш кот, узрев это чудовище, в ужасе метнулся по дереву на крышу, и Элико не знала, как его оттуда достать. Пришлось лезть на крышу автору этих строк.
Побаивается Синьку и Маша. Только что она заявила тете Ляле:
— Тетя Лялечка, Синдбаду надо дышать воздухом, прогони его.
Получила несколько поздравительных телеграмм. Получила много подарков: от папы— пятнадцать маленьких куколок (по числу советских республик), от мамы— платье, от тети Ляли— тоже платье, от других гостей— утюг, мясорубку, мячик, магазинные весы. Приняла (вчера еще) повестку на посылку из Ленинграда. Ниночка Васильевна Пластинина прислала очень интересную и полезную книгу— “Памятка грибника”.
5.8.60.
Вчера после обеда я задремал и пропустил торжественный момент появления Машиных гостей. Мама уверяет, что зрелище было бесподобное. Девочки (две Тани, Оля и Лариса) шли гуськом, торжественные, благостные, нарядные, с бантами на головах, и у каждой в руке— букет.
Позже появился и ленинградский Машин приятель Саша Хагемейстер. Недолго гостил у нас маленький Сережа, внук “тети Нины”, лужанки, о которой говорилось выше.
Ребята долго сидели за столом, угощались. Потом играли в саду— со мной и с Сашиной мамой.
Маша никогда еще не выступала в роли хозяйки. И не привыкла к такому большому обществу своих сверстников. Это сказалось на ее поведении. За столом то и дело слышался ее голос:
— А мне?
Впрочем, среди гостей (если не считать промелькнувшего как метеор трехлетнего Сережи) она была самая маленькая.
К концу вечера немного развинтилась, куролесила свыше меры, но, в общем, была счастлива, весела и вела себя на пятерку с минусом.
7.8.60.
Мама и тетя Ляля ездили в город и получили на почте посылку— подарок от дяди Пети и тети Лели Морозов. Этот довольно объемистый ящик папа привез от автобусной остановки на велосипеде.
Ящик вскрыли. В нем оказался медицинский набор “Доктор Айболит”. Таких наборов у Маши скопилось уже пять или шесть комплектов. Всё дарят и дарят. Странные подарки. Мне в детстве такого не дарили. Но этот комплект оказался всем комплектам комплект. Над ним поработали золотые руки дяди Пети. В парусиновой сумке с красным крестом— кроме положенных предметов— Машка обнаружила: поильник, мисочку, косынку медсестры с красным крестиком, миниатюрную клизмочку, набор медицинских “банок”...
В косынке медсестры и с повязкой на рукаве Машка ходила со мной в деревню, где Любовь Ивановна сделала мне последний укол.
* * *
Когда возвращались домой, на небе уже сияла огромная, полная луна, появлялись одна за другой звездочки. Я рассказал Маше о звездах, то есть сказал, что их много и у каждой есть свое имя. Обещал позже, когда стемнеет, выйти с ней еще раз и рассмотреть как следует звездное небо.
Очень огорчилась, когда узнала, что звезды ночью не спят. Ей казалось, что, когда она спит, и все должны спать.
9.8.60.
Вечером была у Маши соседская девочка Таня. Машка почему-то не хочет называть ее по имени. Говорит просто:
— Ко мне девочка пришла. Ой, это моя девочка! Девочка, давай, ты будешь мама, а я буду дочка...
Я спросил у нее:
— Ты разве не знаешь, как зовут эту девочку?
Сначала сказала:
— Забыла.
Потом подумала и говорит:
— Знаю.
— Как?
— Таня.
— Так почему ж ты ее по имени не зовешь?
Не ответила. И я не мог понять (и сейчас не могу), чем ей эта “девочка” приятнее “Тани”.
Впрочем, нет, кажется, понял. Таня, Люся, Катя, Оля, Тамара— так зовут Машкиных кукол. Все это уже было. А тут— моя девочка! Не “моя кукла”, а “моя девочка”, живая, всамделишняя, говорящая, бегающая, по-настоящему радующая и по-настоящему обижающая тебя.
Вот именно: не “Таня”, а “девочка”.
