мы выжили благодаря цепочке счастливых совпадений. С другой стороны, если удача или Провидение на нашей стороне – что в этом плохого?
– Не пора ли нам отсюда выбираться? – спросил Холмс.
2. Марсианские шпионы
Когда мы отошли на двадцать ярдов от поверженного «Warrior-а», я оглянулся. Искалеченная машина являла собой разительный контраст царившей вокруг провинциальной идиллии. Сочное разнотравье обширного луга, медвяный аромат цветущего дрока, безоблачная синь над головой, и на фоне этой пасторальной безмятежности – металлический монстр. Боевая рубка распахнула крышку, словно приглашая вернуться; бессильно обвисли щупальцы, отливающие серебром, изломы двух титанических ног вознеслись ввысь гигантской буквой «М». Обрубок третьей ноги глубоко ушел в рыхлую землю. Поодаль зловеще чернел завалившийся набок короб лучевого аппарата.
Канонада смолкла, пороховой дым развеялся без следа. Не будь мы сами участниками боя, могли бы решить, что его и не было, а подбитая машина лежит тут уже неделю.
– Обратную прогулку до города нам придется совершить пешком, – констатировал Холмс, обозрев окрестности. – Мисс Пфайфер, как вы себя чувствуете? Поход длиной в пару миль вам по силам?
– Благодарю за заботу, мистер Холмс, – Адель улыбнулась, как мне показалось, через силу. Все-таки мы еще не до конца пришли в себя после падения. – Я привыкла к пешим прогулкам. И потом, разве у нас есть выбор? Об одном жалею…
– О чем же, мисс Пфайфер? – заинтересовался я.
– О том, что некому было заснять нашу битву! Фильм вышел бы просто сногсшибательный!
– Да уж, поистине сногсшибательный, – не удержался Холмс, бросив взгляд на оставленный нами «Warrior». И, не меняя интонации, добавил: – У нас гости.
Из дубовой рощи, росшей на пути к Молдону, показались люди. Человек десять горожан, все – с оружием. Они решительно направились к нам.
– Ополченцы, – определил мой друг. – Боюсь, что наше везение закончилось. Не делайте резких движений.
– Почему? – изумился я.
Ответить Холмс не успел.
– А ну, стоять! – издалека заорал краснолицый верзила.
Вскинув допотопный мушкет, да так, что тесный клетчатый пиджак на верзиле едва не лопнул по швам, хам выпалил в воздух. Мы остановились; Холмс и я, не сговариваясь, подались вперед, закрывая собой мисс Пфайфер. Разряженный мушкет больше не представлял опасности, но стволы ружей и револьверов горожан недвусмысленно смотрели в нашу сторону.
Перекрикиваться на расстоянии ста ярдов я счел ниже своего достоинства. А потому спокойно ждал, пока молдонцы подойдут ближе, дабы прояснить сложившуюся ситуацию. Без сомнения, произошло досадное недоразумение. Но я и предположить не мог, в чем оно заключается, пока не услышал разговоры ополченцев.
– …гляди, на людей похожие!
– А в газетах писали: оне навроде спрутов…
– Враньё!
– И одеты по-нашему…
Я бы расхохотался, когда б не выражение злобы на лицах ополченцев. Наверняка эти люди видели, как мы выбирались из подбитой машины – и приняли нас за марсиан! Я ощутил некоторую тревогу: как бы кто-нибудь не пальнул сгоряча по ужасным марсианам! В кармане у меня лежал револьвер, и я успел перезарядить его после стрельбы по графу. Холмс тоже был вооружен. Но преимущество в огневой мощи оставалось за молдонцами. И главное: не стрелять же нам в них?! Ведь это добрые англичане, люди достойные и храбрые, не побоявшиеся выйти со старыми ружьями против смертоносных боевых машин. Оставалось надеяться, что ни у кого не сдадут нервы.
Вскоре я счел, что пора нарушить затянувшееся молчание:
– Добрый день, господа. Уверяю вас, вы ошибаетесь…
В ответ меня взяли на прицел сразу четыре ствола.
– Ты гляди! – изумился краснолицый. – Он еще и по-нашему говорит!
– Шпионы! Марсианские шпионы!
Обвинение в шпионаже выдвинул старичок в засаленных охотничьих бриджах и бордовой жилетке поверх мятой белой рубашки. Руки старичка дрожали от волнения, «зауэровская» двустволка ходила ходуном, грозя случайным выстрелом в любое мгновение.
– Точно, шпионы!
– Вас только что повысили, мисс Пфайфер, – сказал Холмс. – С американской шпионки до инопланетной. Мои поздравления!
Поразительно, но даже в подобной ситуации Холмс сохранял способность шутить! Мне же, признаться, было не до шуток.
