трезвую голову не взбредет.
– Это да, – не стал отрицать Кувалда, припомнив некоторые свои выходки, совершенные до того, как он возглавил семью и стал присматривать за порядком. – Это да…
Насчет Дрезины, говоря откровенно, все было ясно еще до того, как фюреру Шапок позвонила фата Мстислава и грубовато велела вернуть совершившего подвиг уйбуя в семью и по возможности не вешать в ближайшие пару месяцев. То, что Дрезину придется простить, одноглазый фюрер сообразил, просматривая репортаж «Тиградком». Кадры, где возбужденный уйбуй радостно пляшет на фоне еще скованных страшными щупальцами Леги и Пифа, обошли весь Тайный Город. Дрезину признали героем и спасителем, однако в первую очередь Кувалду интересовал другой аспект свалившейся на верноподданного славы.
– Награду дали? – хрипло спросил он, продолжая сверлить уйбуя единственным глазом. – Если не дали, можешь прямо сейчас пойти в сортир и удавиться. Скажем, что ты не снес бремени славы.
Однако Дрезина идеально подготовился к такому развитию событий:
– Не просто дали, а я уже ее поделил. – И верноподданно протянул фюреру платиновую банковскую карточку. – Здесь половина.
– Ну… – Кувалда выждал еще секунду, а затем распахнул блудному сыну почти отцовские объятия: – Добро пожаловать домой!
– Даниил, я скоро… – Тина оглядела улыбающихся друзей и вздохнула: – Ну, не очень скоро, но к полуночи постараюсь обязательно. Честно. Честно-пречестно.
И услышав положенное: «Люблю тебя», отключила телефон.
– Успеть до полуночи? – хихикнул Лакриций. – Зачем?
– На свидание не рассчитывай, – повторила зазубренную мантру Тина, но отнюдь не так уверенно, как когда-то.
Ко
Они встретились в «Ящеррице» – самом известном клубе Тайного Города, заняли отдельный столик в углу, подальше от любопытных глаз, и вот уже два часа не могли наговориться, делясь впечатлениями от пережитого и тем, что произошло в их жизнях после того, как внезапно они стали знаменитыми.
История спятившего эрлийца, едва не погубившего Тайный Город, а возможно, и весь мир, широко обсуждалась. Поведение репортеров вызывало двойственные чувства: некоторые ругали их за то, что своевременно не сообщили Великим Домам всю информацию, другие восхищались их упорством, но в целом общество признало их смелость и то, что они, не задумываясь, встали на защиту Города. Все они получили свои «пятнадцать минут славы» и остались вполне этим удовлетворены.
– Тебя перевели в светский отдел?
– Да. И стали узнавать на улицах. – Белосвет улыбнулся. – Но самое главное: у нас с Лаки будет своя программа!
– Правда?
– Да!
– Поздравляю!
– Меня сможешь поздравить отдельно, – тут же нашелся ко
– А Пиф? – опомнилась Тина. И посмотрела на хвана: – А ты?
– Мне разрешили уволиться из «Тиградком», – спокойно ответил четырехрукий.
– Разрешили? – Ведьма подняла брови: – Все-таки ты был за что-то наказан?
– Неважно. – Пиф улыбнулся. – Важно то, что мы теперь друзья, и еще обязательно встретимся.
Иерархическое положение в семье хванов рассчитывалось так сложно, словно у каждого из них было не четыре руки, а по четыре головы. В ход шли деяния предков по всем родственным линиям, собственные достижения и провалы, даты рождения и смерти, и многие другие факторы, непонятные даже навам. И потому некоторые воспитательные меры четырехруких отличались экстравагантностью – когда они не хотели портить одному из своих накопленные «баллы уважения», но не могли оставить проступок без последствий. Приказ поработать шофером в «Тиградком» вполне подходил для мягкой формы наказания: с одной стороны, ничего позорного в этой службе не было, с другой – вся алтайская родня наверняка потешалась над бедолагой.
– То есть у тебя все в порядке?
– Да.
– Я рада.
– Спасибо.
Многословием четырехрукие не отличались.
– Видел отзывы о тебе на «Тиградком», – заметил Белосвет. – Тебя хвалят.
– Неожиданно стало модным обращаться к человской ведьме, спасшей Тайный Город, – усмехнулась Тина. – В основном, конечно, приходят на меня поглазеть да потрепаться, но появились и настоящие клиенты.
– Уверен, у тебя все будет в порядке.
