поросенка, несомненно, переживаете за тех, кто хоть чуть-чуть симпатичнее вас.
— Ах ты тварь! — взвизгнула Цецилия и уже вознамерилась вцепиться в мою прическу, как почуяла острие моего кинжала у своего носа.
— Барышня Роспа, — я уже прожевала пирожок и была решительно настроена. — На уроках фехтования я — лучшая, а вы двигаетесь, как мешок с овсом. Хотите поединка — будет поединок. А еще раз полезете — заколю, как Исцелитель свят.
Роспа отскочила, вспотев от страха.
— Я не устраиваю поединков с чернью! — прошипела она. — Держись от меня подальше, Люция!
— Того же и вам желаю, — я встала и молниеносно убрала кинжал в ножны, что прятала под форменным фартуком. Не всем пансионеркам разрешали носить оружие. Точнее, его не разрешали носить никому, но некоторым, особо родовитым, присылали семейные клинки. Я к родовитым не относилась, а мой клинок был украден в оружейной лавке городка Пьячетто, куда нас возили на конфирмацию. К причастию вместо меня подошла тихоня Филомена — дважды, за себя и за меня. Да простит ей Исцелитель сей грех, а мне — что я украла такой отличный клинок.
Однако дело плохо. Роспа донесет про клинок дежурной сестре, а то и аббатисе. Значит, клинок надо спрятать, да так, чтобы его не нашли в нашем дортуаре. Сейчас у нас урок музыки, его, пожалуй, можно прогулять без последствий. Отправлюсь-ка я на незапланированную прогулку.
Я выскользнула из аудитории, стремительно пронеслась по коридору и спустилась в холл. Там дежурили две сестры, облаченные в черные рясы и сонно крутящие четки. Но какими бы сонными они ни были, на меня они среагируют моментально, как хорошие гончие — на зайца.
И они среагировали.
— Дитя, зачем вы спустились в холл? — скрипучим голосом спросила одна.
— Разве вы не знаете, что во время перемен все пансионерки должны быть в рекреациях второго этажа?
Пришлось придумывать на ходу:
— Простите, сестры, — забормотала я, притворяясь девочкой-скромницей. — Мне очень надо в туалет, а на втором этаже все кабинки заняты. У меня живот прихватило.
— Бедняжка, но ведь на первом этаже туалеты только для менторов… И они запираются на ключ.
— Пожалуйста, — умиленно проныла я, обхватив живот руками. — Кажется, я отравилась чем-то… Тошнит…
Сестры на то и монахини, чтобы быть милосердными. Одна из них протянула мне ключ:
— Ступайте, да поскорее!
Я бросилась к туалетной комнате для преподавателей.
Отперев ее, я прежде всего огляделась. Первая неудача — здесь нет окон, значит, вылезти в окно и спрятать кинжал в саду или скриптории не получится. Но преимущество: на две ладони ниже потолка тянутся декоративные мраморные желоба. Возможно, там получится спрятать кинжал. Да только чтобы дотянуться до этого желоба, надо быть выше раза в три или иметь при себе стремянку.
Я вошла в кабинку. Не в поганую же дыру спускать мой кинжал!
А придется.
Тем более что я сумею раздобыть новый. Или, на худой конец, порыться в выгребной яме, ф-фу.
Я опустила кинжал в сливное отверстие. Он булькнул прощально, я дернула ручку слива, и вода шумно омыла широкий лоток ножного унитаза.
Я как раз мыла руки, поливая себе водой из фаянсового кувшина, когда услышала стук в дверь:
— Дитя, как вы?
— Сестра, я уже иду! — крикнула я и вышла из туалетной комнаты, картинно держась за живот.
— Ох, и пронесло же меня, — поделилась я с сестрой переживаниями.
Та поморщилась:
— Уже был звонок. Какой у вас сейчас урок?
— Музыка, сестра.
— У мэтра Маджорити?
— Да, сестра.
— Тогда поспешите.
Я поклонилась и помчалась наверх.
Мэтр Маджорити был чрезвычайно суровым старцем, не ценившим ничего, кроме качественного хорового пения. Когда я постучалась в класс, то услышала «Ми-соль-ми-до-ре», которым обычно распевался наш хор.
Дверь открылась. Мэтр Маджорити сурово воззрился на меня:
— Где вы гуляете, барышня Веронезе?
— Простите, мэтр, — я смиренно потупилась. — Я была в туалетной комнате.
Кто-то из хора сдавленно хихикнул.
