обратно в ателье, везти, гарантией пользоваться было как-то неудобно: показывает же.
И решили телевизор купить новый, цветной, а этот сдать. Если старый сдашь, новый на полсотни дешевле обходится.
И купили.
Когда гору старых телевизоров давили на свалке трактором, хромой, с детскими глазами сторож поинтересовался:
— А что же их на завод не отправят? На запчасти?
— Какие запчасти! — отозвался тракторист зло и презрительно. Дело это ему не нравилось и он старался поскорее и поаккуратней с ним развязаться. — Какие запчасти! Теперь таких уже не выпускают вовсе.
— А если продать кому? — еще раз не удержался сторож.
— Нельзя. Матценности. Списаны. Пускай новые берут — полно в магазине, — туманно объяснил тракторист.
И сторож ушел, потому что сказал две фразы — свою дневную норму.
Телевизоры под гусеницами громко стреляли вакуумом, взрывались пустотой. Больше им взрываться было нечем.
Дмитрий Федотов
Дверь
Лестница была пыльной и шаткой. Ею давным-давно никто не пользовался, потому что она считалась пожарной, аварийной и еще какой-то, но ни пожаров, ни аварий не было и быть теперь не могло. Дом, где жила Алька, как и другие дома, имел гироскопический фундамент, автоматическую противопожарную систему, автономные жилые блоки — короче, супер. А вот лестница все же была. Быть может, именно в этом отразилась извечная, древняя привычка людей учитывать все возможные пути спасения. И лестница, пыльная, ржавая, скрипящая всеми сочленениями, жила. Она вела вокруг пневмолифтовых шахт куда-то вверх, может быть, даже на крышу — этого Алька не знала, просто ей это было не нужно, потому что на пути вверх была дверь… Тоже старая и ржавая с еще сохранившейся табличкой “Узел автономного жизнеобеспечения. Блок № 12”.
Алька остановилась перед дверью, хорошо знакомой, доброй и какой-то таинственной, потом толкнула ее и вошла…
На низко склонившейся ветке яблони сидел гномик Бука и старательно расчесывал бороду сухим репейником. При этом он одновременно делал целых три важных дела: болтал ногами, мурлыкал новую, только что сочиненную им, песенку и ковырял в носу. На траве под яблоней сидел Захар — Умный Мальчик и что-то доказывал гномику, а тот, изредка на секунду прерывая пение, но не вынимая пальца из ноздри, важно заявлял:
— Не-а! — с французским прононсом и возобновлял цезаревские упражнения.
Где-то тут же, неподалеку, должен был находиться и третий член их компании — добрый кот Бандюга. У него был только один крупный недостаток — он почему-то всеми печенками ненавидел воробьев (Болтуны! Я бы ни с одним в разведку не пошел!) и грязнуль (Вредители! Бацилл разносят). Зато уж сам Бандюга был верхом элегантности — шерстка рыжая блестящая, волосок к волоску, усы белоснежные, и всегда умывается, даже перед дракой.
Альку заметили не сразу.
— Здравствуй, Захар! Привет, Бука!
Тут Бука взглянул в ее сторону и завопил:
— А-а! Вот и наша суперкарга! — однако с ветки не слез, но Альку это нисколько не задело, она уже давно привыкла к его выходкам. Зато Захар немедленно вскочил и, как бы извиняясь за Буку и за себя, сказал:
— Здравствуй, Алька! Ты всегда приходишь как-то незаметно.
— Она готовится стать шпионкой, я знаю! — уверенно заявил Бука и швырнул репейником в макушку Захару. — Я недавно был тут у одного знакомого писателя в библиотеке, и там мне попалась одна книженция…
— Ребята! — Алька вдруг вспомнила, зачем она сюда пришла, и поникла. — Завтра у меня начинается Познание.
— Ну и что? — не растерялся Захар. — Это даже здорово, Аль! Ты будешь умной и сможешь придумать такое приключение!..
— Да, а сегодня ты разве ничего не придумаешь? — Бука с хрустом вгрызся в яблоко.
— Бука! Захар! Вы не поняли! — у Альки защипало в носу. — Вдруг Познание не разрешит мне сюда приходить?
— Чепуха! — уверенно заявил Захар. — Ты же хочешь, чтобы мы были? Значит, никакое Познание ничего не сможет сделать! Ну! Ну, Алька, улыбнись!
И Алька вдруг почувствовала, что плохое настроение исчезло, стало очень легко, и она сказала:
