Сначала пустыня со своими однообразными барханами сменилась широкой, слегка всхолмленной равниной. Справа и слева — пригороды. Впереди, на фоне безоблачного неба, вырисовываются древние крепостные стены. Память услужливо подсказала: на них сто тридцать башен. В стенах — одиннадцать ворот. Высятся, омытые первыми лучами солнца, минареты и купола древних медресе и мечетей. Напевно донесся крик муэдзина, призывающий правоверных на утреннюю молитву.
Аким приоткрыл тяжелую дверь в своей теплушке. Уже совсем рассвело. Натруженно пыхтя, старенькие паровозы вытаскивали длинный состав на подъем. Вдоль вагонов стлался едкий дым, резал глаза. Поезд шел медленно. Расшатанная колея бросала вагоны из стороны в сторону. Гулко стучали на стыках колеса.
Солдаты сгрудились у дверных проемов, подставляя лица встречному ветру. Многие уселись, свесив из вагонов ноги.
Кто-то из красноармейцев притащил в теплушку видавший виды пулемет «максим». Его прихватили на перроне в Ташкенте. Попробовали — не стреляет. Решили: пусть стоит на открытой платформе для устрашения. А когда узнали, что в эшелоне есть слесарь-оружейник, оттащили к нему на остановке. Ремонтник расстелил брезент, разложил инструмент, начал искать поломку. Оказалось, лопнула возвратно-боевая пружина. На следующей остановке перебежали в вагон артиллеристов — у них в хозяйстве имелась подходящая кузница. Через перегон вернули сваренную пружину. Оружейник удовлетворенно мотнул головой, подправил напильником и поставил на место. Так в поезде на один пулемет стало больше. Хорошее подспорье в «эшелонной войне».
Сейчас основные боевые действия в Туркестане велись обычно в узкой полосе вдоль железной дороги, лишь изредка захватывая близлежащие города и кишлаки. Поезд был и жильем для отряда, и транспортом, и тыловой базой, и лазаретом. Открытую платформу, обложенную по периметру тюками прессованного хлопка, с пушкой, двумя-тремя пулеметами гордо именовали бронелетучкой. Эшелон, в котором ехал Аким, тянули два паровоза. Если путь был опасен, передний локомотив с платформой-крепостью уходил вперед, выполняя роль авангарда. Второй же на безопасном удалении тащил следом остальные теплушки.
При встрече с противником главные силы отряда подтягивались и разворачивались по обе стороны от железнодорожного полотна. В бой вступали все — от командира до повара и санитаров. Все были вооружены и в любую минуту готовы огрызнуться свинцом. Пески вокруг железной дороги скрывали много опасностей. Путь проходил по территории Бухарского ханства. Бухару уже проехали. Впереди Ашхабад, а там через несколько перегонов и Катта-Курган. Туда и стремился попасть Аким. Дальше своим ходом, если верить путевым записям художника Верещагина, которые он прочитал и сжег в кабинете Старшего брата Лазаря.
Поезд резко дернулся и остановился. Незапланированная остановка. Слева и справа пустыня. Поплавков выглянул из вагона, окликнул красноармейца, бредущего вдоль состава. Вместо винтовки кирка на плече:
— Браток, что случилось?
— Бабайки дорогу испортили. Развинтили рельсы в одном месте, метров в сорока еще. Зацепили крючьями, запрягли верблюдов и все звено вместе со шпалами отволокли в пустыню. Долго мы тут провозимся…
Аким спрыгнул на землю. Прошелся вдоль вагонов. В голове поезда на высокой насыпи копошились солдаты. Одни подносили рельсы, загоняли кувалдами костыли. Работа продвигалась медленно: сказывалась неопытность ремонтников, большинство ведь обычные солдаты, а не путейцы. Время тянулось в томительном ожидании.
Инквизитор решил размяться и пошел лично представиться командиру отряда в штабной вагон. Тот обнаружился аккурат в центре состава. Ошибиться невозможно. У дверей роскошного салон-вагона двое часовых. Предъявил мандат. Красноармеец-узбек явно не силен в грамоте. Лист бумаги держит вверх ногами и буравит взглядом. Но большая печать производит на него должное впечатление.
— Хоп, проходи, — разрешает он.
Из тамбура Поплавков ступил на чистую дорожку. Она ведет к широкой зеркального стекла двери. Постучал костяшками пальцев. Из-за двери донесся глухой бас:
— Да, войдите!
После коридорного полумрака салон кажется особенно светлым. Огромное окно занимает всю заднюю стену вагона. Пол покрыт узорчатыми пекинскими коврами. Вокруг большого овального стола — кожаные кресла и диван. В одном из них крупный мужчина в синем кителе морского офицера без погон. При появлении инквизитора он встает и идет навстречу.
Аким подал сопроводительные документы. Бумаги с печатями моряк бегло проверил для проформы. Вряд ли кто в здравом рассудке решит пофорсить в красной кожанке инквизитора. Поплавкову на одного выделили целую теплушку. Непозволительная роскошь по нынешним временам. Солдат распихали по остальным вагонам. Командир отряда об этом, естественно, знал, но первым на контакт не шел. Паровоз уже был под парами, когда Поплавков сел в эшелон. В последний момент, но не в последний раз.
Он молча читает, потом протягивает руку:
— Гавриленко, командир отряда.
Жестом приглашает садиться. Он коротко прояснил обстановку. Выяснилось, что никакого штаба, собственно, нет. В вагоне с ним едут адъютант,
