Получалось, что при желании или, точнее, при существовании источника, обеспечивающего постоянный поток энергии, вполне возможно снивелировать различие этих самых «причин и следствий», которые создаются Временем. «Таким образом, — делала неожиданный вывод Дарья Валентиновна, — различия между прошлым и будущим перестанут существовать». Получалось, что на ограниченном промежутке пространственно- временного континуума могут быть созданы условия, при которых ее любимая «материальная точка» сможет двигаться в любом направлении по шкале Времени!
Забегая вперед, скажем, что именно этот «парадокс Шурановой» и лег впоследствии в основу разработок первых отечественных пространственно-временных генераторов. Или, как их сейчас все чаще называли в ведомстве Синицына, транспОртеры. Причем именно так, с «иностранным» ударением на «о».
Статью опубликовали. И к удивлению главного редактора, который был уверен, что его журнал вряд ли кто читает, на следующий же день ему позвонили. Из Москвы.
Редактор, привыкший, как и все в провинции, что звонок из столицы ничего хорошего не предвещает — по хорошему поводу «из столиц не звонят», покрылся легкой испариной. Некоторое время он молча смотрел в пространство, пытаясь визуально представить человека на другом конце телефонной линии, который долго ему что-то говорил. Связь была ужасной — в трубке все время что-то трещало. Было такое впечатление, что звонили с Марса, а не из Москвы. Тем не менее редактор сумел разобрать, что его собеседник, представившийся руководителем международного симпозиума под названием «Физика Времени», который через несколько дней открывался в столице, просил редактора вместе с автором статьи срочно выехать в Москву «для участия в симпозиуме». Все оплачивалось, плюс предлагался гонорар за выступление. Гонорар, как и суточные, были мизерными, поэтому редактор никакого подвоха в предложении не углядел. На следующий же день они с Дарьей Валентиновной вылетели в Москву.
Из этой поездки ни редактор, ни Даша обратно не вернулись. Причем ни в Новосибирск, ни к своей прежней жизни.
Глава двенадцатая
Прощание с иллюзиями
Екатерина находилась в мрачнейшем расположении духа. Всегда добродушная и уверенная в себе, царица сделалась в последнее время раздражительной, нервной. Она во всем видела либо заговор против своей воли, либо, что еще хуже, проявление ненавистного «якобинства», этой «европейской заразы», которую Екатерина теперь боялась как огня. При этом она, конечно, не допускала и мысли, что в какой-то мере сама была тому причиной, последние тридцать лет насаждая в стране идеалы просвещения. Не догадывалась она и о том, что сама и открыла те невидимые границы, через которые хлынули в Россию «крамольные идеи Запада».
Никому и ничему более не доверяя, Екатерина усилила надзор за всем, что печаталось и издавалось в стране, а также доставлялось из Европы, включая газеты и журналы, и требовала их в первую очередь к себе на стол. Но одно дело, когда «ересь» находила себе путь в пределы империи из-за границы, и совсем другое, когда крамола всходила на отечественных дрожжах. Здесь ярости Екатерины, казалось, не было предела.
Именно такой гнев — безрассудный, плохо контролируемый, приведший императрицу в ярость, вызвала недавно попавшая ей в руки книжица неизвестного автора Александра Радищева со спокойным, не предвещающим грозы названием «Путешествие из Петербурга в Москву». На первый взгляд ничего страшного в этом названии не было. Жанр путевых записок был особенно популярен в то время. Из-за природной лени российское дворянство дальше своих потомственных владений выезжать все еще не привыкло. А так, начитавшись записок «путешественников» о дальних странствиях, глядишь, можно было, не вставая с дивана, узнать, чем мир живет, да и себя, как говорится, показать в свете с выгодной стороны, как человека образованного, «все повидавшего» на своем веку, когда заходил разговор о дальних странствиях.
Обыденное название книги на самом деле и насторожило Екатерину. Ну кого, право, в наше время можно заинтересовать «путешествием» из Петербурга в Москву? Однако, начав читать, Екатерина постепенно становилась мрачнее тучи. В конце концов, в бешенстве откинув книжицу, Екатерина вызвала к себе Безбородко, а заодно и обер-полицмейстера Петербурга Рылеева. Автор был немедленно арестован, а весь тираж книги, который не успели еще распространить, был изъят. Более всего Екатерину потрясло в книге не столько описание несправедливостей крепостничества и призыв к освобождению крестьян — такие призывы раздавались уже давно, — как прямые нападки на систему ее правления, из коих складывалась совсем не лицеприятная картина государства, в котором царили не «просвещение», как она это всячески стремилась показать, а воровство, убогость, хамство и видимость благополучия при все большем погружении в пучину лжи, мракобесия, взяточничества, фаворитизма и вседозволенности «царицыных
