– Неожиданно, – удивлённо ответил я, задумчиво проведя пальцами по лбу.
– Проверяем, не родственница ли она кому из редакции, ответ знают, кроме меня, ещё трое, но, судя по всему, нет, похоже, действительно, угадала.
– Возможно, и так. Данные её есть?
– Да, всё записано. Анна Андреевна Видякина, двенадцатого года рождения, работник исполкома. Секретарь. Замужем, муж работает на железной дороге, двое детей.
– Понятно. Сообщать когда планируете?
– Думаю, рано, иначе попытаются узнать у неё для мужчин правильный ответ. Лишь сообщим, что часы выиграны, а когда будет выигран второй приз, тогда и дадим данные обоих победителей.
– Толково, – согласился я и, сняв сидор с плеча, следом за главредактором прошёл в его кабинет.
Там предъявил призы. Осмотрев, он кивнул и убрал их в сейф.
– Нужно гравировку сделать, – напомнил я.
– Это лучше к ювелирам обратиться.
– Текст должен быть небольшой, чтобы всё вместилось на обороте часов и чтобы было видно, что они именные.
– Я тут накидал, посмотри, – протянул он мне лист бумаги.
–
– Да, мне тоже так кажется…
Выходя из здания Всесоюзного радио, я заметил, как из-за перекрёстка вывернула машина, ГАЗ-А, фаэтон, с тремя мужчинами. Один был одет в форму командира РККА. Машина быстро догнала меня и остановилась чуть впереди. Командир вышел из машины и, привычно согнав складки гимнастёрки назад, кинул руку к виску.
– Лейтенант Соломин, командир взвода отдельного коммунистического батальона. Товарищ Поляков, меня за вами товарищ Строгонов направил.
– Снова лекция? – уточнил я.
– Именно так, люди уже собраны.
– Понятно. А документы ваши можно посмотреть?
– Да, конечно.
Изучив документы, вроде всё в порядке, я кивнул и, вернув удостоверение, сел на заднее сиденье. В машине, кроме водителя, был ещё пассажир, рядом с ним я и сел. Почему-то Соломин сел не рядом с водителем, а притиснул меня к гражданскому. И мы покатили по улицам.
– А куда едем?
Ответа я не услышал, и почему-то перед глазами загорелось солнце, тупая боль в затылке, и темнота.
– Ты его не сильно приголубил? Второй ковш уже выливаем, а он всё не очнётся, – расслышал я чей-то скрипучий голос.
Тряхнув головой и фыркнув от попавшей на лицо воды, я снова услышал тот же голос:
– О, очнулся наконец.
Открыв глаза, я осмотрелся. Лежал на деревянном полу какого-то кирпичного дома – белёные стены и печка на это намекали. Окно закрыто плотной материей, светомаскировку тут явно соблюдали, иначе патруль в дверь постучится. На столе горела керосиновая лампа. В небольшом помещении дома – а, как я понял, это была отдельная задняя часть, – присутствовали ещё четверо. Трое уже знакомых мне: мнимый лейтенант, переодевшийся в гражданскую одежду и сейчас сверкавший белыми зубами в улыбке, рассматривая меня, водила с ковшом в руке и один из сидящих за столом – кажется, именно он меня и приголубил по затылку. А четвёртый… сразу бросался в глаза. Если эта троица не несла на себе того, что принадлежит к криминальным кругам, то этот отметился за всех. Татуировки, золотые зубы, скрипучий голос. Старый вор, может, даже в законе. Не простой, это было ясно. Хитрец, специально подобрал из своих людей тех, что выглядят нормально, и отправил за мной. Причём и форма была, и документы. У меня даже было подозрение, что специально убили кого-то из командиров батальона, чтобы завладеть формой, а главное, документами. И я купился на них. Лихо сработали, молодцы, по-другому и не скажешь. Теперь надо думать, что делать дальше. Меня явно не в гости чаю попить позвали. Связан хорошо, руки сзади, но только кисти, и ноги у щиколоток, в принципе освободиться можно, если останусь один и будет время. Одежда частично снята, нет куртки, рукава рубахи закатаны, кистень нашли и забрали. А, вон он, на столе лежит, рядом с ножом и пращёй. Обуви тоже нет. В принципе всё. А вода холодная. Да ещё изба не особо тёплая, и меня начала бить дрожь.
– Ну что, пащенок, – проскрипел старый вор. – Золотом разбрасываешься? Тебе разве не говорили, что делиться надо? – И он засмеялся страшным, дребезжащим смехом, от которого мороз по коже прошёл. Умел нагнетать обстановку.
Откашлявшись, я попытался сплюнуть, и длинная нить окровавленной слюны зависла у губ и, нехотя оторвавшись, шлёпнулась на деревянный пол кухни дома. Хороший удар, поставленный, чуть зубы не выбил. Проведя языком по зубам, я убедился – все на месте, просто губу разбили и щёку с внутренней стороны повредили. Как ни странно, но за три дня, что я нахожусь в этом доме, это первый допрос. Недавно этой ночью наверх подняли.
