— Что застыл?! Целься, мать твою!
Болезненный тычок в спину вывел Петра из транса.
— Да тут, на хрен, наводить совсем не надо, стреляй да стреляй! Заряжай, братишки!!!
Замок с лязгом раскрылся. Чьи-то руки засунули туда ядро, затем картуз, потом кто-то схватился за висящий на петлях тяжелый сгусток железа и с лязгом его захлопнул. Петр уже намотал на руку шнур, зная, что, дернув за него, он воспламенит капсюль, а тот, в свою очередь, картуз, и рванул что было сил в уже ослабевших руках.
Пушка рявкнула, и в дополнение к левому уху оглохло правое, но Петр не отшатнулся, он смотрел в амбразуру, дожидаясь результата. То, что ядро вошло в борт вражеского корабля, он прекрасно заметил, но вот дальше произошло то, чего никак не ожидал. Огромные языки пламени вырвались из орудийных портов, видимо, попадание привело к воспламенению сложенных зарядов, а затем прямо на глазах вражеский корабль превратился в огнедышащий кратер.
Сила взрыва была так велика, что броненосец накренился. Петр полетел куда-то вниз, с ужасом ожидая, что сейчас ударится о броню и размажется по ней. Но падение пришлось на что-то мягкое, копошащееся и стонущее. Император с трудом встал, кое-как удержавшись на ногах — броненосец раскачивало, и заорал во все горло:
— Мать вашу! Пингвины королевские, два узла в задний фасад, что застыли?! Заряжай!
Однако никто не бросился к пушке, и всем своим естеством Петр понял — произошло что-то необычное. Никто больше не стрелял, не было ужасающего грохота. Только слышался тихий, даже успокаивающий после перенесенного ужаса стук паровой машины. Да еще темнота — взрыв вражеского корабля задул все лампы.
— Молодец матрос! — За спиной раздался уверенный и властный голос, и на плечо опустилась тяжелая ладонь. — Как ты его здорово! «Георгий» твой, сам перед Думой хлопотать буду! Эй, кто там? Зажгите свет, ни хрена не видно! Боцман! Доложить о повреждениях!
С другой стороны пушки донесся молодой голос, тихий, но восхищенный, с придыханием: Кучеряво выражаешься, братишка, научи…
В глаза Петру ударил тусклый огонек лампы, и словно по мановению волшебной палочки то тут, то там стали зажигаться корабельные светильники, разгоняя сгустившуюся тьму.
— Нужно ждать, пока подойдут все войска!
Генерал Артур Уэлсли смотрел на короткие шеренги солдат в традиционных красных мундирах. Они едва накрывали треть отнюдь неширокого поля, освещенного краем восходящего солнца. Сил было недостаточно, но жила надежда, что скоро подойдут новые колонны. Такое не могло не радовать генерала Уэлсли, восходящую звезду английского генералитета, на которого в Лондоне возлагали надежды.
— Я здесь возьму у русских реванш!
Со времен своего генерал-губернаторства в Индии и неудачного командования индийской армией он все дни страстно желал отомстить этим подлым московитам, тайно вооружавших майсуров; когда в Петербурге поняли, что британцы вскоре присоединят к Бенгалии и это богатейшее княжество, то вероломно начали войну.
Уэлсли хорошо запомнил вихрастый хохолок на голове фельдмаршала Суворова. Тщедушный старик тогда напугал — а в этом он мог признаться только самому себе — своим ультиматумом: «Первый выстрел — воля, второй — неволя, штурм — смерть!»
Генерал бы отринул этот наглый вызов, посчитав за бесчестие сдать Калькутту, но участь Хайдарабада, в котором был куда более многочисленный гарнизон, ужаснула всех британских солдат.
Жестокий старик предъявил им точно такой же ультиматум, а когда храбрый генерал Берд его отклонил, то через два часа столица княжества была взята штурмом. Московиты, потеряв напускной европейский налет воспитания, безжалостно перебили всех доблестно сражавшихся англичан, хотя почему- то не тронули их жен и детей. Но снова доказали свою варварскую азиатскую сущность тем, что не стали резать индусов и отказались грабить богатые туземные дома и лавки.
Наверное, бородатые русские казаки нашли в диких аборигенах родственные души, а может, и своих единоверцев — Уэлсли вообще считал большинство московитов если не еретиками, то язычниками.
В Англии хорошо помнили царя Петра, что провозгласил себя императором Московии и Татарии. И если их повелитель вел себя как нарядившийся в европейское платье туземец, то что можно ожидать от его совершенно диковатых подданных, понятия не имеющих о благородстве и цивилизаторской миссии белого человека, которая возложена на наиболее достойных. А такими являются только они одни — англичане!
— Как только соберутся все войска, я пойду вперед и сброшу русских в Канал! А затем сокрушим и французов!
Уэлсли посмотрел на колонны солдат и впервые пожалел, что правительство не обращало достойного внимания на армию, выделяя из бюджета большую часть денег на флот. Эти траты оказались бесполезными — лорды Адмиралтейства построили не то что нужно, линкоры оказались совершенно
