— Разговор у нас будет долгим, ваше величество, поэтому давайте побеседуем в более спокойной обстановке!
Вот уже пятый день начальник дворцовой телеграфной станции, коллежский асессор Федор Миронов, жил в самом суматошном режиме. Не было времени ни помыться, ни сменить одежду, спал он по три-четыре часа в служебном кресле, и то вполглаза. Хорошо хоть обеды носили из дворцовой кухни, а то бы помер с голоду!
Вот и сегодня он принял четырнадцать сообщений, и все из Кале, куда государь-император отправлял корабли из Англии со срочными депешами. А уж от французского берега была протянута телеграфная линия через Берлин и Кенигсберг до самой «Северной Пальмиры». Сегодня Миронов впервые выкроил минутку, наскоро ополоснувшись теплой водичкой, — жена Марфа принесла на смену белье и новый мундир.
Словно чувствовал будущий праздник и оделся во все чистое!
После полудня пришла новая депеша, да еще под грифом ГСД. И теперь Федор стоит в кабинете императрицы, сжимая в руке красный футляр с расшифрованной телеграммой, а по бокам застыли рослые дворцовые гренадеры, держащие в руках фузеи с примкнутыми штыками.
— Господа! — Императрица обвела присутствующих радостным взором. Екатерина даже прикусила губу, дабы ликующе не рассмеяться, но министры все поняли и сразу оживились, расшалились, словно мальчишки на перемене в гимназии. — Аглицкие войска разгромлены! Корабли британские пожжены и в пепел превращены! Все, господа, война окончена! Мой благоверный супруг с войсками занял Лондон, а «кузен» мой, король Георг, согласился на все наши справедливые условия. Победа, господа, и мир!
— Виват! — нестройно, вразнобой, прокричали господа министры, расцветая улыбками. Лишь присутствующие в зале генералы дружно гаркнули согласно уставу и во всю мощь легких. Громко разнеслось, отражаясь в оконных стеклах, знаменитое русское «ура!».
— Празднование подготовить немедля! Объявляю празднества на три дня по всей стране, начиная с нынешнего вечера. Недоимки слагаю, острожников, кто за грехи малые сидит, отпустить на волю, казенную водку раздавать даром!
Голос императрицы журчал, как веселый ручеек, но на последнем слове споткнулся: бережливая супруга русского царя сообразила, что в этом случае народное гуляние может надолго затянуться, а потому быстро поправилась:
— По три чарки каждому от казны и чернилами руку метить, дабы вдругорядь не подошли!
Екатерина Алексеевна лебедушкой прошлась по кабинету и подошла к Федору вплотную, протянув тому руку для поцелуя и оказывая тем высочайшую честь. Телеграфист преклонил колено и припал к надушенной коже запястья руками.
— Вы принесли самую хорошую новость за эти годы, господин… Надворный советник!
Миронов чуть не задохнулся от приступа счастья: перейти из асессоров в советники было величайшим событием для любого чиновника, но чтобы получить два чина сразу?! О таком не то что он, вряд ли и почтенные старожилы почтового ведомства припомнить бы смогли!
— Сдача неизбежна…
Роберт Хилл стоял на небольшом мысу со звонким названием Европа. Всей спиной генерал чувствовал сотни осуждающих его гневных глаз.
Здесь, на небольшом клочке каменистой земли, собрались сотни британских солдат и офицеров, а также немногочисленные офицерские семьи — несколько десятков перепуганных женщин и детей, а также торговцы и слуги, без которых жизнь любого гарнизона немыслима, тем более такого отдаленного.
Невдалеке раздались очередные взрывы — русские продолжали беспощадно и неумолимо превращать Гибралтар в груду камней. Лишь сюда, на эту тонкую полоску земли, не залетали их снаряды, сводящие с ума даже самых отважных солдат.
— Сэр, скажите мне, пожалуйста, я вас умоляю, — сколько нам терпеть весь этот ужас? — Тихий женский голос заставил генерала Хилла обернуться и изобразить на лице вежливую улыбку. Перед ним стояла миловидная жена майора Паркса, вернее вдова — час назад капонир с укрывающимся там майором и солдатами был уничтожен прямым попаданием.
— Скоро, сегодня или завтра, подойдет эскадра адмирала Коллингвуда! Корабли вывезут раненых и контуженных, и вас, леди, и всех детей. Если будет необходимо, то они эвакуируют гарнизон или помогут нам отстоять крепость…
Флот был последней надеждой смертельно уставшего за последние дни генерала. Хилл знал только одно — гарнизон держится из последних сил, и если помощи не будет до вечера, то он примет условия капитуляции, которые ему предложил русский полковник.
Сын русского императора оказался очень любезным, предложив до вечера поразмышлять над условиями предложенной капитуляции. Тут он поступил как европеец, но остался по своей сути московским варваром.
Бомбы продолжали сыпаться на крепость, хотя Хилл искренне надеялся дать всем короткую передышку, попросив приостановить обстрел. Он сделал