страны.
Лифт посмотрела на Виндля, свернувшегося рядом на столе.
– Пустоносцы, – едва слышно произнес он. – Это случилось. Святая добродетель... Опустошения вернулись...
Генна продолжила читать сообщение от Гокса:
– «Грядет катастрофа, Лифт. Никто не готов к буре, которая приходит с другой стороны. Однако с этими алети не знаешь, что и хуже. Откуда им так много известно о ней? Может, этот их военачальник и призвал ее?»
Генна опустила листок.
Лифт жевала блинчик. Этот был плотный, с пастой-пюре внутри, слишком липкой и соленой. Еще тут был блинчик, посыпанный маленькими хрустящими семенами. Ни тот, ни другой не могли сравниться с двумя другими разновидностями, которые она попробовала за последние часы.
– Когда она ударит?
– Буря? Сложно сказать, но, судя по большинству докладов, она медленнее великих бурь. Возможно, часа через три-четыре достигнет Азира и Ташикка.
– Напишите Гоксу вот что, – сказала Лифт между укусами. – «Здесь вкусная еда. Куча разных блинчиков. Одни начиняют сахаром».
Письмоводительница помедлила.
– Пишите, иначе заставлю вас называть меня еще более глупыми титулами.
Генна вздохнула, но подчинилась.
– «Лифт, сейчас не время для пустой болтовни о еде», – прочитала она, когда даль-перо вывело очередную строку от Гокса.
Несомненно, вокруг него собралось не меньше пятнадцати визирей и отпрысков, и все они наперебой советовали, что сказать, и записывали, когда он соглашался.
– Самое время, – ответила Лифт. – Не стоит забывать: может, буря и надвигается, но людям по-прежнему нужно есть. Завтра настанет конец света, а на следующий день они спросят, что на завтрак. Это твоя работа.
– «А как же рассказы о том, что хуже бури? – пришел ответ. – Алети предупреждают о паршунах, и я делаю, что могу, в столь сжатые сроки. Но как насчет пустоносцев в буре?»
Лифт оглядела комнату, полную писцов.
– Я над этим работаю.
Пока Генна записывала ее последние слова, Лифт поднялась и вытерла руки о свою роскошную накидку.
– Эй, умники. Чего нарыли?
Писцы подняли головы.
– Госпожа, мы даже не представляем, что ищем, – произнес один.
– Всякие странности!
– «Странности» какого рода? – спросил писец в желтом. Тощий и высокий, без шапочки он выглядел лысеющим и глуповатым. – В городе каждый день происходит что-то необычное! Вам нужен отчет о человеке, который заявляет, что у него дома родился поросенок с двумя головами? Или о человеке, который уверяет, что узрел лик Яэзира в лишайнике на стене? О женщине, которая предчувствовала, что ее сестра упадет, и та упала?
– Не-а, – отмахнулась Лифт, – это нормальные странности.
– Что же тогда ненормальные странности? – с раздражением спросил он.
Лифт засветилась. Она призвала потрясность – так много, голод побери, что ее кожа начала излучать сияние, словно сфера.
Рядом из семян на нетронутом блинчике проросли длинные вьющиеся побеги. Переплетясь между собой, они выпустили листочки.
– Что-то типа этого, – сказала Лифт и бросила взгляд в сторону. Ну вот, испортила блинчик.
Писцы уставились на нее с благоговением, пришлось громко хлопнуть в ладоши, чтобы они вернулись к работе. Виндль вздохнул, и она догадывалась, о чем он подумал. Три часа, и до сих пор ничего дельного. Да уж, он был прав – в этом городе записывали все происшествия. В этом вся проблема – записывали все подряд.
– Еще одно сообщение от императора, – сказала Генна. – Э-э, ваше блиноч... Бури, как глупо звучит.
Лифт ухмыльнулась и посмотрела на бумагу. Слова выводились текучим, изящным почерком. Скорее всего, Пухлогубка.
– «Лифт, ты вернешься? – прочитала Генна. – Мы по тебе скучаем».
– Даже Пухлогубка? – спросила Лифт.
– «Визирь Нура тоже по тебе соскучилась. Лифт, теперь это твой дом. Тебе больше не нужно жить на улицах».
– И что я буду делать, если и правда вернусь?
– «Все, что захочешь, – написал Гокс. – Обещаю».
В этом и была проблема.
