которой в конце прошлого века, когда Корф писал свой роман, наверняка даже во
— Ты ведь не ожидал, что у тебя такая непростая возлюбленная, которая знает не только Dath 20.0, но и Музиля. А как вообще можно писать новые программы, если ты не обладаешь чувством возможного, скажи, дорогой?
Звенящие февральские дни 2030 года! Мне кажется, никогда до и никогда после я не видел такой зимы, такого мороза. Если в последнюю неделю января было минус двадцать, то теперь — минус тридцать. Даже если приходилось бежать недалеко, все закутывались с ног до головы. Люди наслаждались волной тепла, когда входили в помещение. Иногда на небе сияло очень-очень далекое февральское солнце, которое, казалось, хотело сказать нам, что к нашему миру оно не имеет никакого отношения. Потом над головой снова сгущалось серое молоко, становилось чуть теплее, и опять шел снег. Приходилось обращаться к временам десятилетней давности, чтобы припомнить подобные снега. По утрам повсюду раздавался стук и скрежет больших лопат, и на наших улицах и в переулках слева и справа все выше громоздились медленно оседающие горы снега. Первое, к чему я прислушивался, проснувшись: какие звуки на улице — звонкие или приглушенные, и сразу определял, выпал ли за ночь новый снег. По вечерам в «Толстухе» народу было видимо-невидимо, мы все толклись там в поисках тепла, локоть к локтю, теснее, чем обычно; возможно, нам хотелось шума и суеты. Все это, наверное, можно было бы найти и снаружи, в столице, но мало кто в эти недели покидал территорию. Aston Martin Зельды неподвижно стоял под пластиковым навесом, Томми не ездил по пятницам слушать джаз на Фридрихштрассе, Элинор вопреки своим обещаниям не торопилась показывать мне «Last Exit British Sector», и даже Торстен Тедель отменил свою поездку в психиатрическую клинику, во всяком случае, в эту среду. Тот, у кого не было дел в городе, и подавно оставался здесь.
Но у некоторых дела все-таки были. Ведь работа на месте не стояла. Томми посещал клиентов, нам тоже пришлось еще раз послать Фродо в город.
Вернувшись, он поначалу не решался рассказать о своем путешествии. Ведь мы все с головой ушли в работу. День открытия библиотеки приближался, и уже неважно было, успеем мы или нет, срок 14 марта перенести было нельзя. Приглашения-то уже разосланы. В конце января мы опять получили гору книг из частного собрания, не такого большого, как у Кольберга, но все же гораздо более внушительного, чем двенадцать коробок из наследия Гергена, доставленных анархистами. Мы решили во что бы то ни стало обработать эти книги к открытию, поэтому в эти недели с восьми утра и до поздней ночи сидели в библиотеке и по количеству рабочих часов вполне могли посостязаться с пуговичницей. И все же нам пришлось послать Фродо в город, а вернувшись, он долго колебался, рассказывать нам об увиденном или нет.
Он снова встретил Генерала. На этот раз Генерал не стоял возле стойки с колбасками, а шел по улице в мундире, в сопровождении двух офицеров высшего ранга, тоже в форме. Фродо не мог определить их звания, потому что плохо в этом разбирался. Все трое опять спустились в шахту метро, как в прошлый раз Генерал, но Фродо всюду видел огромное количество людей в форме, причем не только представителей Интернациональных миротворческих бригад, но и мужчин в серо-зеленых мундирах времен хунты, таких же как у людей, приходивших к ним на территорию. Кроме того, он всюду видел толпы народу, несанкционированные скопления людей — если выражаться языком блюстителей порядка, небольшие демонстрации скандирующих что-то людей, которые требовали работы. Работы уже давно не хватало, и хунта, чтобы скрыть этот факт, создавала все больше и больше непроизводительных и абсолютно лишних рабочих мест, точно так же, как организовывала все больше столовых для бедных. Солидная доля этих непроизводительных рабочих мест была создана в армии, и в конце концов число гражданских чиновников в армии стало превосходить число военных. После свержения хунты только небольшая часть этих людей смогла найти заработок, некоторые устроились подсобными рабочими в Интернациональной комиссии, но все равно работы, как и до путча, на всех не хватало.
Среди новых книг, которые мы обрабатывали, попалась тоненькая книжица издания 2009 года под названием «Будущее труда» некоей Паулы Баумгартен, социолога из университета в Киле[68]. Стало быть, уже тогда прописной истиной ученым казалось, что труд, в том виде, в каком он был тогда организован, не имеет будущего, но истина эта явно не завоевала умы, если бы это случилось, путча, возможно, не было бы вовсе. После падения хунты проблема год от года становилась все более серьезной, да только мы, находясь здесь, на своей территории, хотя и не огражденной забором, но защищенной, мало что замечали. Мы занимались каждый своей работой, которая не только приносила нам приемлемый доход, но и казалась важной и осмысленной.
— Я так обрадовался, когда наконец вернулся из города сюда, — сказал Фродо. — Я думал, что в любой момент может начаться стрельба. Или интернационалы и серо-зеленые пойдут стенка на стенку. Или же все они вместе кинутся разгонять демонстрантов и расстреливать уличные сборища людей.
— Серо-зеленые были вооружены?
