– С кем она была, когда вы ее видели последний раз? – спросил я.
– С каким-то черным лысым парнем. Он сидел за ее столиком и выглядел весьма высокомерно.
– Что-нибудь особенное в нем не заметили? Какие-нибудь особые черты?
– Думаю, он был высоким. Худым. Черным, как смертный грех. – Ник улыбнулся. – Весьма поэтичное сравнение, не находите?
– Вам стоит писать стихи… Что-нибудь еще?
– Да я его не рассматривал.
Сделав пометку о лысом худом чернокожем, я продолжил:
– Кто-нибудь имел зуб на Ник?
– Если бы такое было и я об этом знал, то сказал бы полицейским, и они уже допрашивали бы этого человека.
– Люди не всегда откровенничают с копами.
– Но я сказал все. Я хорошо отношусь к полиции. К нам сюда заходит много офицеров. Мне они всегда внушали симпатию.
– Вы в самом деле не знаете ничего о смерти сестры?
– Нет. Я вам не могу рассказать ничего, кроме того, что уже… – Он замолчал.
– Что? – нетерпеливо произнес я.
– В ночь убийства на ней была брошь.
– С символом солнца. Я знаю.
– Полицейские спрашивали, знаю ли я что-нибудь об этом. Тогда я не знал. Но некоторые ее друзья, позвонившие мне после того, как новости распространились, сказали, что это подарок какого-то таинственного мужчины, с которым она иногда встречалась.
В досье на Ник отмечался ее интерес к оккультизму. Я полистал свой блокнот и нашел список второстепенных имен, который составил в конце.
– Это, случайно, не Руди Зиглер?
– Он самый. Ник все стремилась войти в контакт с мертвыми, предсказать судьбу и занималась прочими глупостями подобного рода.
– И Зиглер подарил ей брошь?
– Если верить тем, кто это утверждает. Я собирался позвонить в полицию насчет этого. Как вы думаете, стоит?
– Сомневаюсь, чтобы это имело значение. Они все выяснят из тех же источников, что и вы. – Я обвел имя Зиглера и поднял глаза на Николаса: – Вы знакомы с Руди Зиглером?
– Помилуй бог! Я стараюсь держаться подальше от колдунов.
– И вы ничего о нем не знаете?
– Только то, что слышал от друзей Ник. Насколько могу судить, он мелкий Гудини: зеркала, спрятанные динамики, вспышки света…
– Что-нибудь еще можете рассказать?
Он думал, наверное, целую минуту. Наконец сказал:
– Ничего не приходит в голову.
– Вы не слишком расстроены смертью сестры, как я посмотрю, – заметил я.
Николас фыркнул:
– А что я могу сделать? Она мертва. Я грустить не люблю. Этот мир суров. Ник это знала. Столкнулась не с тем парнем в неудачное время. Такое может случиться с любым из нас. Мы все рискуем.
– Что, если ее смерть была не случайной? Ее убийство могло быть запланированным. Что, если вы следующий в списке преступника? Дальнего родственника, надеющегося присвоить все наследство Хорняков, или кого-то, чей бизнес ваш отец разрушил много лет назад?
– Нет. – Николас отправил в лузу еще один черный шар, зажег новую сигарету, собрал шары и начал новую игру. – Ник просто не повезло. Всегда рискуешь, если трахаешься со всеми подряд.
– Вы на редкость сострадательны.
– К черту сострадание! В смерти для меня нет ничего нового. Я видел, как друзья медленно умирали от СПИДа. Видел молодых мужчин, зарезанных у входа в клуб только из-за того, что они геи. Мы миримся с потерями или сходим с ума. Кроме того, я не желал смерти Ник, но подобное могло произойти и с человеком получше. Усекли, что я имею в виду?
– Не совсем.
Он посмотрел на меня в упор:
– Ник была моей сестрой, и я ее любил. Но ангелом она не была. Вы знали ее месяц. Из ваших слов можно сделать вывод, что вы знали ее только с лучшей стороны.
– Вы так думаете?
– Тот лысый мужик в баре, о котором я вам рассказывал, – это ведь случилось две недели назад. Вы тогда все еще были
