сменил вроде на полевую…» — Спешиваясь, бросаю я поводья бородатому казаку.
В ту же секунду до меня долетают нечленораздельные выкрики. С ярко выраженным характерным акцентом, что ли. Из которых я разбираю лишь:
— Все равно, что слег… Найти другого!..
Из распахнувшейся двери, едва не сбив меня, вылетает взбудораженный казачий полковник. В характерной терской форме и папахе, что придает его низенькой фигуре крайне забавный вид. Из-за орлиного носяры на меня снизу вверх дружелюбно глядят два карих глаза:
— Э… Поручик? К нам? В рейд? — Смешно «экая», он едва не выдавливает из меня улыбку.
— Так точно! — выкатываю я глаза в папаху. Ибо лицо кавказца глядит мне аккурат в солнышко.
— Часть?
— Штаб фронта, ваше высокоблагородие!
Папаха на секунду замирает. Но ее, похоже, не проймешь каким-то там «штабом». Ухватив под руку, тот немедля втаскивает меня в темноту хижины, что-то бормоча под нос.
— Полковник Баратов! — поставив меня в центре, коротко представляется головной убор. — Вы-то нам и нужны… Павел Иванович знает о вас? — Орел заглядывает мне в лицо снизу, с доброжелательным прищуром беркута в адрес добычи.
— Так точно, и я хотел бы… — ошеломленно прихожу я в себя.
Хищный пернатый беспардонно перебивает:
— Э… В связи с выбытием из строя адъютанта штаба назначаетесь обер-офицером для особых поручений, господин поручик! Документы отдадите писарю… — Шебутной полковник начинает летать по небольшому помещению от стены к стене, явно страдая от переизбытка энергии.
— Стойте, стойте, Николай Николаевич… — появляется из соседней комнаты смеющийся Мищенко. — Не так быстро. Вам только дай волю — и меня в посыльные запишете!
Поздоровавшись со мной, он довольно усаживается на подобие табуретки, сколоченной из трех деревяшек.
— Господин Смирнов действительно будет находиться при штабе… Но!.. — грозит пальцем воспрянувшему было кавказскому полковнику. — Моим адъютантом для особых поручений! — Весело мне подмигивает. — Непосредственно в моем, личном подчинении.
Далекий звук одинокого выстрела заставляет встрепенуться, и рука невольно тянется к кобуре с новеньким наганом… Предрассветное, светлеющее небо позволяет рассмотреть людей вокруг, не угадывая и не дорисовывая их очертаний.
Я двигаюсь чуть позади небольшой группы офицеров, и составляющих в общем-то весь немногочисленный штаб генерала Мищенко. Как говорят, сменившийся несколько раз за время этой войны — сам он не кланяется пулям, всегда идя в первых рядах, и офицеров своих держит в том же тонусе. Сейчас вместе с генералом Логиновым и двумя ординарцами сам он чуть впереди, на небольшом удалении. Позади и впереди штаба дагестанцы и терско- кубанцы, которым Мищенко остается верен. Здесь же, в нашей колонне, идет пара тачанок и едва ли не половина всех орудий отряда — те чуть позади. Кстати, почему-то не вижу при штабе Деникина… Вокруг лишь незнакомые офицеры, исключая адъютантов Павла Ивановича да полковника Баратова.
Решение отказаться от обозных телег было принято едва ли не в последний момент, и, оставив их в Сяозантае, часть фуража загрузили на приземистых, но удивительно выносливых и крепких монгольских лошадок, следующих в самом арьергарде отряда.
Топот копыт — очевидно, скачет посыльный из авангардной сотни. Молодой казак лихо осаживает коня подле руководства, почтительно что-то зашептав. Через несколько мгновений, пригнувшись, стартует обратно, резво подгоняя лошадь.
— Хунхузы… — доносится спереди. — Небольшая группа. Стрельнули, и деру…
Вот как? Слышал что-то об орудующих в окрестностях бандах, поощряемых японцами. Значит, теперь мы точно обнаружены? Ну и ляд с ним…
Однако старый китель все же был теплей — я зябко поеживаюсь от утренней влаги, поправляя непривычную портупею. Сабля вместо кортика тоже не несет привязок к былому, чуть оттягивая плечо. Вопроса, что с нею делать в случае чего, я стараюсь себе не задавать: назвался, как говорится, кузовом — собирай мухоморы. Вновь начиная клевать носом, погружаюсь в приятную дремоту.
С моим пехотным обмундированием перед отправкой вообще вышла целая история. Как и с отправкой в рейд, собственно… Подловив в нужный момент Линевича на сентиментальных чувствах, я искренне расслабился, всецело посвятив себя верховой езде. Достиг в коей за несколько дней весьма недюжинных результатов. Но не тут-то, что называется, было. Довольно галопируя как-то ранним утром мимо окон штабного поезда и всецело предавшись радужному летнему настроению, я едва не бухаюсь с лошади от высунувшейся оттуда головы. Из поезда, разумеется, не из Жанны.
— Господин Смирнов?!.
— Так точно… — Приглядываясь к голове, наконец признаю в ней черты полковника Орановского. Того еще, надо сказать, типа и личного родственника командующего. Зятя… В штабе тот чувствует себя королем — разве ногой двери не открывает. А по мне — так обыкновенная шестерка при погонах. И на необоснованных, простите, понтах. Как-то так…
— К командующему… — Череп зятя недовольно исчезает в окне.
В покоях Линевича густо накурено, а сам шурин своего зятя невежливо распекает кого-то по телефону:
