Проклятая звезда

владеешь.

Пока я пребываю в сомнениях, мои глаза останавливаются на толстом словаре в кожаной обложке, лежащем на краю ее стола.

— Вы желаете, чтоб я продемонстрировала действие ментальной магии на вас?

Никогда не встречала никого, кто добровольно желал бы подвергнуться этой процедуре. Неужели сестра Инесс пойдет на такое?

— Нет. — Ее рот дергается, будто я предложила нечто абсурдное. — Я хочу, чтоб ты пошла сейчас в гостиную и внушением прислала ко мне в кабинет всех, кого сможешь.

В углу стола шипит газовая лампа. С моего места мне видно, что ее синее стекло покрывает толстый слой пыли. Сестра Инесс не кажется человеком, который заботится о красоте, и эта классная комната почти не несет на себе отпечатка ее личности. Тут нет ни картин, ни живых цветов, ни красивых вазочек.

— Это очень простой приказ, вреда никому не будет, так что можешь не беспокоиться, — говорит она.

Я прикусываю губу. Конечно, она не станет подвергать своих собственных учениц серьезной опасности, но…

— Я считаю неправильным вмешиваться в сознание девушек, не заручившись их согласием, — объясняю я. — Может, я не слишком-то правильно себя вела, но мне хочется найти здесь подруг. Как я могу рассчитывать на их доверие, если буду так с ними поступать?

— Если ты все сделаешь, как следует, они никогда об этом не узнают, — говорит сестра Инесс. — Вы здесь не для того, чтобы заводить подруг, мисс Кэхилл, и вы им не ровня. Вы — ведьма из пророчества. Вам ни к чему их доверие или, тем паче, их симпатия. Нужно, чтобы они вас уважали. А если вдобавок они станут вас бояться — что ж, тем лучше.

Ее слова выбивают почву у меня из-под ног. Может, она и права, но я совсем не хочу быть такой вот предводительницей.

— Но почему сейчас? — спрашиваю я, опускаясь за парту в первом ряду.

Карие глаза Инесс сужаются, широкие брови сливаются в одну линию.

— А ты предпочла бы дождаться настоящей опасности и обнаружить, что ты ни на что толком не способна? Твоя излишняя брезгливость в этом вопросе меня разочаровывает.

Я складываю руки на исцарапанной деревянной столешнице:

— Я уверена, что при необходимости смогу это сделать. Но я не стану никого заколдовывать вопреки собственной совести, только чтобы вам угодить. Знаете, я ведь не дрессированная обезьяна шарманщика, которая плетет чары по команде.

Сестра Инесс смотрит на меня ошарашенно, но я не опускаю глаз.

— Конечно же, нет, — в конце концов говорит она, снова без нужды принимаясь выравнивать стопку ученических работ. Создается полное впечатление, что она просто старается хоть чем-то занять руки. — Приношу свои извинения. Я понимаю, что подобные действия могут оказаться пагубными. Мы даже не знаем наверняка, ты ли та самая ведьма из пророчества. Но пока мы не убедились в обратном, следует вести себя так, как будто ты она и есть. И если это так… ну, возможно, ты будешь призвана раньше, чем думаешь.

— Потому что сестра Кора при смерти.

— Она рассказала тебе? — Инесс явно ошеломлена моими словами. — Ладно. Будет чудом, если она дотянет до Нового года. А когда ее не станет, найдутся те, кто предложит тебе стать нашей предводительницей, невзирая на твою молодость и неопытность, просто потому, что ты — та самая ведьма. И я хочу, чтоб ты знала: когда мы потеряем Кору, ты сможешь на меня рассчитывать. Вы ведь просто девушка, мисс Кэхилл, а ваше будущее положение потребует трудных решений. Душераздирающе трудных. Я долгие годы была правой рукой Коры и смогу помочь тебе принимать решения. Или, если ты этого захочешь, принимать их за тебя. — Она встает и обходит свой стол. — Ты станешь совершеннолетней в марте, но никакой спешки нет. Я буду счастлива руководить монастырем столько, сколько тебе понадобится. — Сестра Инесс кладет мне на плечо свою холодную костлявую руку. — Ты поняла, что я сказала?

— Да, мэм. — Она предложила мне выход из положения — весьма заманчивый выход. — Благодарю вас.

— Хорошо, тогда увидимся завтра на занятиях.

Я встаю, понимая, что она меня отпускает. Но откуда тогда это жуткое ощущение, что мне только что устроили проверку, и я не понимаю, прошла я ее или, наоборот, завалила?

Двумя этажами ниже допотопные часы бьют полночь. Я смотрю на Риллу, которая свернулась калачиком под желтым стеганым одеялом и убедительно похрапывает. Я на цыпочках прохожу через комнату и, затаив дыхание, открываю дверь.

Потом я замираю на каждый скрип старой деревянной лестницы. Внизу, в кухне, я задерживаюсь, чтобы накинуть плащ и прикрыть светлые косы капюшоном. Ноябрьский ветер страшно завывает в дымоходе.

Холод, который царит внутри здания монастыря, не идет ни в какое сравнение с холодом на улице. Стоит только мне выйти на задний двор, он набрасывается на меня и начинает кусать нос, щеки и кончики пальцев. Вода в мраморной птичьей купальне замерзла. Я поспешно прохожу под запотевшими окнами оранжереи сестры Эвелин, тоскуя по ее влажному теплу.